Карл Любезный - Владимир Васильевич Москалев

— Гляди, какой прыткий, — усмехнулся незнакомец, переглянувшись с дружками. — Жаль — такой молодой, а уже ищет смерти. Что ж, милый друг, спускайся на землю, коли мечтаешь увидеть старуху с косой. Не беспокойся, мы не тронем твоего коня, да и твою даму тоже, пока не перестанет биться твое сердце.

И он обнажил шпагу. Этьен соскочил с седла, и они скрестили оружие. Оба всадника молча наблюдали за схваткой, затем, когда увидели, что их товарищ имеет дело с сильным бойцом, один из них спешился и поспешил на помощь приятелю.

Анна, сидя в седле не шелохнувшись, с видимым интересом следила за развитием событий.

Сражаться с двумя одновременно было нелегко, но Этьен успешно отражал атаки, пробовал даже нападать, однако это ему не удавалось. Звенела сталь, сыпались удары, не причинявшие ему пока что вреда, а его противники между тем, как ему показалось, даже нагло улыбались… Положение изменилось, когда третий всадник, отчего-то переглянувшись с графиней де Боже, спрыгнул с седла и присоединился к своим друзьям.

Этьен немного отступил, недоумевая, отчего ни один из троих не использует выгодных моментов для атаки, и с грустью думая в то же время, что когда им надоест забавляться, с ним немедленно будет покончено. Вот если бы у него была вторая шпага! Он вспомнил, как старый эконом их замка обучал его владению оружием обеими руками. Как жаль! Он чувствовал бы себя гораздо увереннее, быть может, даже поразил бы кого-нибудь из троих, а потом остальных. И все же он не унывал. Одно утешение прибавляло ему сил: он умрет во имя любви к своей даме сердца и у нее на глазах, а стало быть, смерть ему не страшна, ибо ее не сочтут позорной. Он умрет как рыцарь, защищая свою даму и с улыбкой на устах!

Но дама сердца, которую, похоже, не устраивал такой результат встречи, неожиданно властно подняла руку:

— Остановитесь! Довольно!

Три шпаги тотчас застыли в воздухе, взметнулись острием вверх и послушно юркнули в ножны.

Этьен опешил, не замечая, как Анна, прикрыв веками глаза, легко кивнула всем троим. Они молча смотрели на нее, выражая всем своим видом безоговорочное повиновение.

— А теперь убирайтесь! — тоном, не терпящим возражений, произнесла она. — Регентша королевства Французского приказывает вам!

Троица, обнажив головы, низко поклонилась, вскочила на коней и мигом исчезла, словно ее тут никогда и не было. Анна проводила ее взглядом и повернулась к своему спутнику, терпеливо ожидающему объяснений.

— Вы храбро сражались, мой доблестный рыцарь! Я довольна. Ради бога, простите меня за эту интермедию, в которой вы показали себя как истинный Галаор.

Этьен, усмехнувшись, убрал шпагу в ножны.

— Так это была всего лишь шутка?

— Я бы сказала, маленький экзамен. В самом деле, должна же я знать, кому я доверила свою жизнь. Зато теперь я твердо уверена, что меня охраняет настоящий рыцарь, который не даст в обиду ни себя, ни свою даму сердца, а потому он, несомненно, достоин уважения к себе… и любви.

Этьен счел нужным обратить внимание спутницы на реальность:

— Однако я мог ранить одного из ваших людей или даже убить.

— Отнюдь: все трое опытные бойцы; я отобрала лучших.

— Тогда они наверняка убили бы меня.

— Никоим образом: им были даны на этот счет соответствующие указания. Но продолжим наш путь, мой верный паладин.

Они направились дальше в виду городской стены Карла V — высокой, с башнями меж куртин, с бойницами и зубцами в рост человека. Слева показались какие-то строения в окружении полей, огородов и двух прудов, восточнее которых высилось двухэтажное массивное сооружение квадратной формы, с остроконечными башнями по углам. Неподалеку от него — селение с низкими домишками, меж которых стоял дом с высокой двускатной крышей.

Анна вытянула руку в том направлении:

— Королевская ферма под названием «Рига лодочницы». Отсюда на стол короля попадает птица, рыба, яйца, овощи и фрукты. Островерхая крыша — это кабачок «Добрые католики», мы не раз навещали его с Катрин и фрейлинами моей матери. Отмечу, он славится отменными блюдами. Вам не довелось там бывать?

— Увы! — вздохнул Этьен. — Но я непременно поставлю в известность Рибейрака об этом райском уголке, и в самое ближайшее время мы нанесем визит хозяину этого заведения. Но что там вдалеке, мадам, за фермой? Кажется, какой-то дворец?

— Это замок Поршерон, бывшая резиденция фаворитки Жана Второго, некой Луизы де Куртене. Ныне он необитаем, однако ходят слухи, что по ночам ведьмы собираются там на шабаш, прежде чем лететь на бал к сатане. Маловероятно, конечно, но откуда тогда, едва сгущаются сумерки, появляется дрожащий свет в окнах?

— Думается мне, всё это — плод воображения суеверного люда, — произнес Этьен. — Будь иначе, туда слетались бы все вороны в округе.

— Они и слетаются.

— Что ж, оставим воронам и ведьмам их убежище. Бог не преминет вынести в адрес нечистой силы свой вердикт. Но мы с вами выехали на дорогу, ведущую, если судить по белым откосам вдали, к Монмартрскому холму.

— Там, на вершине, жилище бенедиктинок. Этот холм называют Горой Мучеников, а само аббатство — настоящая крепость монахинь. Видите четырехэтажное здание, стоящее особняком, но все же за стенами? Это тюрьма аббатисы, которая строго наказывает за малейшие провинности. У нее слуги, стража, а сама тюрьма обнесена стеной с воротами. Когда-то на этом месте возвышался храм Меркурия, посланца богов, покровителя торговли, а заодно обмана и воровства; позднее здесь казнили первых христиан.

— Именно на этом холме, как утверждают, отрубили голову первому парижскому епископу Дени, — подхватил Этьен. — Он поднял ее, сунул под мышку и зашагал прочь. Там, где он упал и умер, поставили церковь, а позднее выросло аббатство, названное его именем.

Кивнув, Анна стала рассказывать о своем детстве, потом юности. Выслушав ее не перебивая, Этьен тоже поведал немного о себе. Неожиданно, когда они поравнялись с мельницами в виду ворот Сен-Дени, Анна без всякого перехода сказала:

— Вы влюблены в меня, хотя я не давала вам повода, иначе говоря, не сделала первого шага. Вас оправдывает то, что вы не дерзнули открыть мне ваши чувства. За вас это сделали друзья. Воистину, хорошо иметь друзей.

— Признаться, я не просил их об этом, — обронил Этьен.

— Вы питаете свою душу умилительными мечтами — это ваше право, и я не