Демократия, не оправдавшая надежд - Александр Владимирович Быков
Нуланс посчитал ее выполненной сразу же после заключения перемирия. Он не собирался далее оставаться в Архангельске и исподволь начал готовить правительство Третьей Республики к своему отъезду. Формально он не был в отпуске полтора года и по закону должен был немедленно реализовать свое право на отдых. До перемирия этому мешала война, теперь препятствий для поездки во Францию не было.
В Париже не все выразили восторг по поводу идеи возвращения Нуланса. Он был крупной политической фигурой и после войны, имея за плечами успешный опыт службы в России, мог претендовать на высокие государственные посты. Впрочем, отказать Нулансу в отпуске в правительстве также не могли.
Между тем, руководство дипломатическим корпусом заставляло французского посла принимать участие и в решении разнообразных внутренних дел.
Получив в оборот обеспеченные фунтами стерлингов рубли, купечество активизировало торговлю с Европой. Нулансу, наблюдавшему за успехом финансовой кампании англичан, оставалось только негодовать в кругу соратников и писать в Париж раздраженные письма о провале идеи союзного банка. Американцы тоже отметились каким-то невнятным проектом, где новый рубль мог быть равен 50 центам, в то время как текущий курс доходил уже до 15 рублей за доллар. Все это были разговоры, англичане ни с кем не советуясь, в конце концов успешно внедрили свой финансовый проект.
Потерпев фиаско с идеей межсоюзнического банка, французский посол принялся с упорством отстаивать в Архангельске интересы французской коммерции. Главными конкурентами на этом рынке были, конечно, англичане, и новый дуайен Дипкорпуса частенько выговаривал поверенному в делах Великобритании по поводу коммерческих дел.
– Господин Линдлей, не кажется ли Вам, что британская сторона, пользуясь своим превосходством на море, узурпировала вопросы экспорта русских товаров?
– О чем Вы, я не понимаю!?
– Почему англичане претендуют на большую квоту в распределении партий русского льна? Я считаю, что распределение продукции между странами-участницами должно происходить на паритетных началах.
– Это коммерческие вопросы. Я не вмешиваюсь в бизнес, – отмахнулся Линдлей.
– Вы знаете, когда коммерческие рейсы, зафрахтованные французскими компаниями, задерживают в Англии и принудительно разгружают там, это перестает быть только вопросами торговли.
– Британской промышленности необходимо сырье.
– Французской, знаете ли, тоже! Сейчас, когда тысячи рабочих из окопов вернутся к станкам, очень важно, чтобы у них было сырье для работы!
– Так в чем проблема?
– Проблема в том, что морское ведомство Великобритании присвоило пять тысяч тонн русского льна, принадлежащего Франции по договору.
– Видимо, русские компании желали получить за него уплату в английской валюте по нашему очень выгодному для русских переводному курсу.
– Знаю я эти ваши курсы, – недовольно поморщился Нуланс, – за товары будет уплачено франками, что нисколько не хуже для продавцов.
– Подождите, давайте разберемся, мы что, получили товара свыше установленной между союзниками квоты?
– Именно так, – язвительно произнес Нуланс, – наконец-то Вы поняли суть вопроса.
– Это меняет дело, – сказал Линдлей, – я немедленно телеграфирую в Лондон.
Через несколько дней груз льна был возвращен Франции и поступил на ткацкие фабрики Бретани.
После этого события Нуланс стал относиться к Линдлею с неподдельным уважением.
«С момента заключения перемирия, – писал он в одном из писем, – я не мог не отметить постоянной враждебности некоторых английских агентов к нашей стране, и это несмотря на братские узы, связывавшие нас на войне. Господин Линдлей, напротив, всегда старался принять взвешенное решение, бывало, одергивая своих не в меру ретивых соотечественников».
Однако противодействовать английскому влиянию в Архангельске французский посол не мог. Предприимчивые британцы всегда хотели быть первыми, получить лучшие квартиры в городе для своих офицеров, лучшую цену на партии русского товара. Даже суда бывшего императорского флота, интернированного союзниками, перераспределены были явно в пользу Великобритании.
Нуланс и Линдлей часто рассуждали о будущем русского Севера.
– Я полагаю, что мы должны остаться здесь настолько долго, насколько это будет возможно, – говорил англичанину Нуланс.
– Вы что, хотите колонизировать это территорию?
– Во всяком случае было бы правильно управлять ею до полного решения вопроса о власти в России.
– А еще обвиняют нас, англичан, в захвате половины территории земного шара, – усмехнулся Линдлей, – Вы что, не понимаете: это Вам не Африка и не Индокитай, здесь никто не потерпит Вашего диктата, и в один прекрасный день русские просто вышвырнут иностранцев со своей земли.
– Что же Вы предлагаете, господин демократ?
– Только помощь на паритетных началах. Ллойд Джордж высказал интересную идею, как в свое время версальцы сплотились вокруг Пруссии и уничтожили Парижскую коммуну, так и русские должны сплотиться вокруг Антанты и, собрав силы, покончить с большевиками.
– Вы сами-то верите в это, господин поверенный в делах?
– Я продолжаю надеяться. Чайковский, между нами говоря, никудышный правитель, но другого здесь нет. Мы с вами оба прекрасно понимаем, что его место в любой момент может быть занято Чаплиным или ему подобными. Нашему северному бонапарту, который сейчас томится в ссылке на станции Обозерской, мешают только отряды союзников. Не будь их, он с триумфом бы вернулся в Архангельск, окруженный толпой сподвижников.
– Хуже вряд ли что-то можно придумать, – заметил Нуланс.
– Чтобы этого не случилось, надо подыскивать кандидатуру не посто генерал-губернатора обрасти. Это должен быть человек, которому Чаплин должен беспрекословно подчиниться.
– В Мурманске находится генерал Гурко.
– Эта кандидатура для нас неприемлема, он слишком правый, – заметил Линдлей.
– А генерал Марушевский, который только что прибыл в Архангельск и рассчитывает занять здесь высокий пост?
– У него нет необходимой известности, он до революции командовал во Франции русским корпусом и плохо знает современную обстановку в России. В русской армии много генералов и среди их нужно выбрать того, за которым пошли бы и военные, и гражданские лица. Такая кандидатура есть, Это генерал Миллер.
– Немец?
– Русский немец, более русский, чем большинство чистокровных славян. Его кандидатура уже согласована.
– И я опять узнаю об этом в последнюю очередь?
– Не обижайтесь, господин Нуланс, генерал Миллер еще не приехал, он только дал согласие, о чем мы разумеется уже известили наших коллег на Кэ д’Орсе.[16]
Нуланс понял, что решение очередного важного вопроса снова прошло мимо него. С этой минуты он более не колебался, надо уезжать.
Френсис Линдлей за месяцы пребывания а Архангельске коренным образом изменил к себе отношение со стороны членов дипкорпуса, изрядно подпорченное весной финляндским эпизодом, когда он был вынужден оставить дипломатический корпус на стороне красных в охваченной гражданской войной Финляндии. Война в стране Суоми давно закончилась безоговорочной победой белых сил генерала Маннергейма. На карте Европы появилось новое независимое государство.
Страны Антанты считались с реальностью:
