Княгиня Ольга - Елизавета Алексеевна Дворецкая
И Торлейву тем легче было такие связи заподозрить, что в Киеве он про эти дела знал очень хорошо. Со времен Олега Вещего киевские князья не имели с хазарами мира и не торговали с ними. Но год от года некие люди отправлялись в Корсунь, встречались там с другими людьми, носящими высокие белые шапки, продавали им русских куниц и бобров, а если люди в белых шапках потом везли товар в Каршу и Таматарху, продавцы могли ведь ничего об этом не знать? Хельги Красный успел за несколько лет добыть немалое богатство именно благодаря своим связям, о которых «никто не знал». Люди в белых шапках, приезжавшие из Итиля и Таматархи, покупали меха, которые сам Торлейв или его люди привозили в Каршу – там помнили и Хельги Красного, и его вдову Фастрид, и его сына. А из Киева эти меха отсылали Мистина и сама Эльга, вот почему все эти годы по-прежнему «никто не знал».
Мог ли Станибор от себя проделывать ту же уловку, только через Упу и Тихий – на Саркел? Да почему же нет? Но, поскольку Киев с Итилем враждуют, от киянина это будут тщательно скрывать.
Пойти и спросить Станибора? Но с этим Торлейв решил не спешить. Следовало разузнать получше самому. И он видел к тому некий способ…
Зачем себя обманывать? Он был рад любому поводу сделать то, что очень хотелось сделать.
Чтобы этот замысел осуществить, пришлось дожидаться вечера. Пора предзимья – самая унылая и неприятная в году, но Торлейв радовался ранней тьме, промозглому ветру и моросящему дождю, что гнали людей из-под открытого неба под соломенные и дерновые кровли. Без большой надобности в такую пору во двор никто не высунется, а другого места, где их никто бы не увидел вдвоем, Торлейв не мог придумать. В девичью избу, где Дединка живет, ему нет ходу, в поварне и гриднице всегда полно народа, в хлев кто-то из женщин когда угодно может зайти, а погреб и клети заперты на замки. Оставалось прятаться за стену темноты.
Пришло время ужина, в гриднице разожгли яркий огонь в длинном очаге, загорелись масляные светильники на столах. Челядинки под присмотром Прибыславы стали подавать еду: князю и его ближикам – жареную свинину и похлебку из полбы, репы и сушеных грибов, на нижний конец стола – просяную кашу с салом, хлеб, кислую капусту. Торлейв сидел на почетном краю стола, и, прислушиваясь к разговору, краем глаза наблюдал за челядинками. Встать посреди трапезы было бы неучтиво, и он с нетерпением дожидался ее окончания, беспокоясь, как бы не упустить удобный случай – если он выпадет.
Наконец женщины начали прибирать со столов. Уже вот-вот появится Остромира – Торлейв помнил, что обещал пойти с ней на посиделки. Дединка прошла вдоль столов, собирая на деревянный поднос кости от свинины. Торлейв встал и вышел, не оглянувшись на нее, но снаружи направился не к отхожему месту, а к поварне. Встал за углом в тени и стал ждать. Только бы она пошла одна. Если с кем-то из других служанок – показаться будет нельзя.
Вот она. Сердце оборвалось и подпрыгнуло – даже в густых сумерках Торлейв легко узнал эту тонкую и высокую фигуру с деревянным подносом в руках. Тихо свистнул – привлечь внимание. А то если сразу показаться – испугается, поднос уронит. Он ее уже однажды напугал так…
Услышав тихий свист за углом, Дединка остановилась. Торлейв отделился от стены и поманил ее – ступай сюда. Она быстро огляделась и подбежала.
– Чего тебе надо? – с беспокойством спросила она.
– Поговорить. О деле об одном спросить.
Дединка обошла его, завернула за угол поварни и прошла вдоль длинной стены почти до дальнего угла. Поднос с костями она все еще держала в руках, и Торлейв, нагнав ее, забрал у нее этот поднос и поставил на землю, а сам взял ее руки в свои. Но Дединка отняла руки.
– Говори скорей. Мене долго прохлаждаться некогда, Хлина заметит, что меня нету.
– Это кто?
– Ключница здешняя, русинка, она следит, чтобы мы работали, а не зубы мыли[811]. Хочет княгине свою зоркость показать, всякую мелочь замечает.
– С какой стати из тебя служанку сделали? – Торлейв все же поймал ее озябшие руки и сжал в своих; тепло его крупных рук было так приятно, что Дединка не стала противиться и замерла. – Ты им не рабыня. Я слышал, ты из старших родов оковских, вуйка твоя в большой славе. Разве не так?
– Так, – с тревогой подтвердила Дединка. – Кто тебе сказал?
– Остромира. И еще сказала, что оковские лесные отроки на смолянский обоз напали, оттого и таль Станибору потребовалась. Больше она сказать не захотела, а может, сама не знает. Но ты – знаешь. Расскажи мне, в чем было дело. Куда тот обоз шел? Что вез?
Дединка помолчала, потом тихо засмеялась, но как-то невесело.
– Тебе это зачем?
– Надобно.
– Знаю я, зачем тебе надобно. Хочешь Орчу сватать, а она от тебя нос воротит. Ищешь, чем Станибора с Равданом прижать. У них и спрашивай. А мне в чужие дела лезть не годится, я и так по жердочке тонкой хожу.
– Не собираюсь я Рагнору сватать! – Торлейв придвинулся к ней вплотную, и ей было некуда пятиться – позади стена. – С чего ты взяла?
– Ишь, тайна выискалась! – не без досады зашептала Дединка, и Торлейва порадовала эта досада. – Усе купцы, что из Киевов с тобой приехали, про то ведают. Говорят, усе Киева знают: был у вашего Святослава раздор с матерью, из-за брата его убитого, и на том помирились, что ты на Орче женишься.
– Тьфу! Переврали все, как бабы на торгу.
Между тем Торлейв отметил: и правда, не он один здесь знает о событиях в Киеве и слухи не могут не пойти.
– Не стану я к Рагноре свататься, чтоб мне белого дня не увидеть, – зашептал он в самое ухо Дединки, касаясь носом ее волос под шерстяным платком, наброшенным на голову. Ощутив, что она дрожит от холода, выпустил ее руки и обнял ее. – Но ты, если речь
