Время умирать. Рязань, год 1237 - Николай Александрович Баранов

Рядом с ними опять хотел пристроиться Гунчак, но Ратьша прогнал половца в середину строя, так как кровь из рассеченной брови не успокаивалась, продолжая заливать тому глаз, а с одним зрячим глазом биться неспособно: плохо понимаешь расстояние до бьющей сабли или меча, да просто до супротивника. Гунчак буркнул что-то недовольное, но послушался. Кто-то из рязанцев протянул ему чистую тряпицу. Хан кивнул благодарно, прижал ее к ране.

Тем временем стрелы из темноты летели все гуще. Воины в центре строя вскинули вверх щиты. Дальше ждать было нельзя.

– Вперед! – приказал Ратислав и шагнул вниз с насыпи.

Весь передний ряд, в центре которого стояли он и Первуша, сбив щиты в единую линию, шагнул вместе со своим воеводой.

– Бегом! – добравшись до середины склона, крикнул Ратьша.

Чтобы пробить плотно сомкнувшихся татар-пешцов, бить нужно было только с разбега, вложив в удар всю тяжесть строя. Ратьша почувствовал, что в спину ему уперся щит воина из заднего ряда, надавил, заставляя ускорить бег. Он знал, что в спину этого заднего воина уперся своим щитом воин, бегущий следом, а за этим – следующий, и так до конца строя. Все они теперь составляли единое целое, готовое пробить своей сокрушающей массой любое живое препятствие.

Удар! Первые три ряда татар рязанцы просто сбили с ног и затоптали. Еще ряда три-четыре, сохраняя набранный разбег, опрокинули, перекололи мечами. А вот дальше… Врагов оказалось очень много, и они тоже знали секрет глубокого пехотного строя. Движение рязанского ежа замедлилось, а потом и вовсе остановилось. Татары окружили его со всех сторон.

Соратники, находящиеся позади, продолжали всей массой давить Ратиславу в спину. Но встречь ему давила такая же масса булгарских воинов. Щит, упершийся в щит противостоящего ему противника, впился рукоятью в грудь, стало трудно дышать. Правую руку, сжимавшую меч, придавил левым боком Первуша, тоже стиснутый в смертельной давке.

Неимоверным усилием освободив руку, Ратьша умудрился в обход щита противостоящего булгарина уколоть того острием меча в шею, целя в незащищенное место. Попал! Булгарин захрипел, забился, брызгая кровью из шейной жилы. Потом затих, но не упал, повис, подпертый своими и рязанцами. Чтобы убитый упал и не мешал добраться до следующего врага, Ратислав уперся ногами в утоптанный снег и умудрился, хоть и с хрустом в спине, податься назад.

Как только труп сполз под ноги, давая хоть какой-то простор, Ратьша рванулся вперед, ткнул ставшим свободным мечом в бок булгарина слева, на обратном ходе рубанул по шлему того, что справа. Бронь левого не пробил, но заставил согнуться от боли, и его добил рязанец, стоявший в строю слева от Ратислава. Правому попал хорошо, замаха хватило, шлем разрубил. Первуша тут же столкнул булгарина в сторону, туда, где расчистил немного места Ратьша. И его, и Ратислава тут же толкнули вперед, прижав к новым противникам соратники, давящие им в спины. Спереди нажали булгары, и снова Ратислава стиснуло в жуткой давке, в которой и вдохнуть-то было можно, только приложив усилие.

Не пробиться, понял Ратьша. Что ж, оставалось продать жизнь подороже. И вот тут… Тут впереди, куда пытались пробиться остатки рязанцев, послышался шум боя. Помощь? Откуда? Как откуда? А сотня? Та, что не успела пролезть через надолбы до начала обстрела с татарской городни! Стрелять по ним стало некому, и отставшие наконец-то преодолели надолбы, перелезли через частокол и ударили в спины булгарам, зажавшим отряд Ратьши.

Ко времени подоспели, ничего не скажешь. Очень скоро натиск врагов спереди заметно ослаб, зато прорывающиеся рязанцы, понявшие, что помощь идет, нажали с удвоенной силой. Булгары подались, смешали ряды, начали растекаться в стороны, пытаясь уйти с дороги прущих с двух сторон навстречу друг другу русских.

Ратьша, стиснув зубы, рубил направо и налево заметно потяжелевшим мечом, отбивал удары совсем уже неподъемным пехотным щитом. Упал ничком очередной враг, срубленный косым ударом в основание шеи, и из-за него возник распаренный, забрызганный кровью Годеня, под чьим началом в этой вылазке был десяток воинов.

– Жив, боярин! – воскликнул он, скаля из-под усов в радостной улыбке белые крупные зубы.

– Живой… – устало помотал головой Ратислав.

– Добро! Что дальше делать? Приказывай!

– В город! – возвысил голос Ратьша. – Возвращаемся в город. И не мешкая!

Годеня оборотился к своим воинам, крикнул:

– Развертайся! За стены уходим! За стены!

Его послушались. Видно, сотенный начальник был убит или ранен, и Годеня принял оставшихся под свою руку. Воины, ударившие булгарам в спину, развернулись, прикрылись щитами и быстрым шагом двинулись к татарской городне. Люди Ратьши поспешили следом, отбивая наскоки булгар с боков и сзади.

Через городню по снежному приступку перевалили быстро, но все равно потеряли около двух десятков отступающих последними. Не захотели хоробры быть убитыми в спину преследователями, перелезая частокол, а предпочли полечь лицом к врагу, прикрывая своих соплеменников.

Заминка произошла опять при преодолении первой линии надолбов. Но татарские стрелки подтянуться еще не успели, а булгары, получившие свое, преследовать рязанцев дальше городни не стали. Потому это препятствие преодолели без потерь. Вторая линия надолбов скрывалась в темноте. Прошли ее, потеряв двух человек ранеными: татары начали стрелять, но стреляли наугад, потому и зацепили только двоих.

Попрыгали горохом в ров. Теперь здесь места хватало всем. Уф! Можно было вздохнуть, последний рывок вымотал окончательно. Ратьша сбросил с онемевшей руки щит, сунул, не вытирая, окровавленный меч в ножны, расстегнул подбородочный ремень, стащил с головы шлем вместе с подшлемником, остужая голову. Сел, прислонившись спиной к бревенчатой стенке рва. Давно он так не выматывался. Немного отдышавшись, поднялся на подрагивающие ноги, осмотрелся. Рядом тут же возник Первуша, встревоженно оглядывающий своего боярина: не ранен ли?

– Все в порядке со мной, – похлопал по плечу верного слугу Ратислав. – Сам-то как? Не зацепили?

– Ништо, – махнул рукой парень. – Так, попятнали сквозь бронь чуток, но не пробили. Только синяки и будут.

– Гунчака не видел? Жив ли?

– Живой. Чего ему сдеется в середке-то строя. Вон там, чуток подале сидит, отпыхивается. – Первуша махнул куда-то вправо в темноту рва.

Подошел Годеня, размазывая кровь по лицу.

– Поранен? – спросил Ратьша.

Годеня глянул на измазанную кровью руку, вытер о полу полушубка, торчащую из-под короткой, но просторной копытной брони, сказал только:

– Чужая.

– Ладно, – кивнул Ратислав. Помолчав, добавил: – Уводите людей в город по тайным ходам.

Первуша и Годеня кивнули, повернулись, чтобы идти исполнять приказ.

– Погоди, Годеня, – остановил десятника Ратислав.

Тот остановился, обернулся.

– Пойдешь ко мне под руку?

– Кем, боярин?

– А при мне будешь. Меченошей.

– Пойду, – просто сказал Годеня, повернулся и скрылся в темноте рва, скликая отдыхающих ратников.

Ушли за