Песня жаворонка - Уилла Кэсер

Доктор налил себе какой-то белой настойки и посмотрел поверх рюмки в огонь; по его лицу Оттенбургу показалось, что он мыслями подбирается к чему-то. Фред закурил сигарету и предоставил другу нащупывать идею.

— Ребята, которые у меня тут работают, — продолжал Арчи, — всерьез заинтересовали меня Японией. Думаю, поеду туда весной и вернусь другим путем, через Сибирь. Я всегда хотел побывать в России.

Доктор все еще искал что-то глазами в большом камине. Медленно повернув голову, он перевел их на гостя и сфокусировал на нем взгляд.

— А сейчас я подумываю на несколько недель прошвырнуться в Нью-Йорк, — неожиданно закончил он.

Оттенбург резко поднял голову.

— А! — воскликнул он, начиная улавливать, к чему клонит Арчи. — Повидаться с Теей?

— Да. — Доктор долил себе настойки. — Правду сказать, я подозреваю, что еду именно повидать ее. Мне все здесь приелось, Фред. Лучшие люди на свете постоянно что-то для меня делают. Я тоже их люблю, но для меня это слишком большая доза общения. Я становлюсь раздражительным и не успею оглянуться, как начну обижать их. Я чуть не откусил голову миссис Дандридж по телефону сегодня днем, когда она попросила меня поехать в Колорадо-Спрингс в воскресенье, встретиться с какими-то англичанами, живущими в «Оленьих рогах». Очень мило с ее стороны, что она про меня вспомнила, а я так огрызнулся, словно она обокрасть меня хотела. Мне нужно уехать на время, чтобы не погубить окончательно свою репутацию.

Оттенбург не обращал особого внимания на это объяснение. Казалось, он смотрел в одну точку: на желтые стеклянные глаза прекрасной рыси над одним из книжных шкафов.

— Вы ведь совсем никогда не слышали, как она поет, да? — задумчиво спросил он. — Странно, ведь это ее второй сезон в Нью-Йорке.

— Я собирался в марте прошлого года. Уже все устроил. А потом старый капитан Харрис решил, что может протаранить своей машиной и мной фонарный столб, и я два месяца пролежал со сложным переломом. Так и не увидел Тею.

Оттенбург внимательно изучал красный кончик своей сигареты:

— Она могла бы приехать навестить вас. Помнится, вы прилетели стремительно, как молния, когда ей понадобилось.

Арчи беспокойно поерзал:

— О, она не могла. Ей нужно было возвращаться в Вену, чтобы работать над новыми партиями для этого года. Она уплыла через два дня после закрытия нью-йоркского сезона.

— Ну раз так, то не могла, конечно. — Фред прикончил сигарету и бросил окурок в огонь. — Я ужасно рад, что вы едете сейчас. Если вы скисли, она взбодрит вас. Это один из ее талантов. В декабре прошлого года она меня так растормошила, что хватило на всю зиму.

— Конечно, вы гораздо больше знаете о таких вещах, — виновато сказал доктор. — Боюсь, на меня не подействует. Я не ценитель музыки.

— Не бойтесь. — Гость оперся руками на подлокотники и сел попрямее. — Она поет так, что и до неценителей доходит. У нее работа такая. — Он снова впал в прежнюю вялость. — Даже если бы вы были глухи как пень, все равно съездите не зря. На нее приятно смотреть. Кстати, знаете ли, она очень красива. Фотографии это совсем не передают.

Доктор Арчи сцепил крупные пальцы под подбородком.

— О, это единственное, на что я рассчитываю. Наверняка ее голос будет звучать для меня ненатурально. Возможно, я его даже не узнаю.

Оттенбург улыбнулся.

— Узнаете, если когда-нибудь знали. Голос тот же, только еще лучше. Узнаете.

— А вы узнали — тогда, в Германии, когда написали мне? Семь лет назад. Кажется, где-то в самом начале.

— Да, где-то в начале. Она пела одну из дочерей Рейна. — Фред помолчал и снова выпрямился. — Конечно, я узнал ее с первой ноты. Я слышал много юных голосов, поднимающихся из Рейна, но, бог свидетель, такого — ни разу! — Он пошарил на подносе, ища новую сигарету. — В тот вечер дирижировал Малер. Я встретил его, когда он выходил из дома, и перекинулся с ним словом. «Интересный голос вы сегодня попробовали», — сказал я. Он остановился и улыбнулся: «Вы имеете в виду мисс Кронборг? Да, очень. Кажется, она поет в соответствии с идеей. Необычно для юной певицы». Он впервые, насколько мне известно, признал, что у певицы может быть идея. А у нее не просто была идея — она еще и донесла ее до зрителя. Музыка Рейна, знакомая с детства, открылась мне заново, впервые зазвучав голосом. Сразу становится понятно, что она заводит этот длинный рассказ не просто так, а имея в виду конец. Каждая спетая ею фраза была основополагающей. Она просто перевоплотилась в идею музыки Рейна.

Оттенбург встал и повернулся спиной к камину.

— А в конце, где дев вообще не видно, снова то же самое: два милых голоска и голос Рейна. — Фред щелкнул пальцами и опустил руку.

Доктор с завистью посмотрел на него.

— Видите ли, все это выше моего понимания, — смиренно сказал он. — И сна не видел, и толкования его не могу изъяснить[122]. Это не мое. Жаль, что так мало старых друзей Теи способны ее оценить.

— Попробуйте, — подбодрил его Фред. — Вникнете так глубоко, что сами удивитесь. С людьми, не имеющими личных интересов, всегда так бывает.

— Я учил немецкий только в университете и основательно подзабыл. Боюсь, он мне не слишком поможет, — нерешительно произнес Арчи. — Но когда-то я объяснялся с пациентами-немцами.

— Конечно, поможет! — горячо воскликнул Оттенбург. — Не гнушайтесь изучить либретто. Музыкантам хорошо, но нам, простым смертным, нужно заранее знать, о чем она поет. Доставайте словарь и беритесь за дело, как за любую другую задачу. У нее прекрасная дикция, и, если знаешь текст, многое поймешь. Раз уж едете ее слушать, получите все, что вам причитается. Можете не сомневаться, в Германии либретто знают наизусть! Вы, американцы, так боитесь унизиться до изучения чего-либо.

— Мне и правда немного стыдно, — признался Арчи. — Видимо, так мы маскируем свое общее невежество. Однако на этот раз я готов унизиться: еще стыднее будет смотреть на нее и не понимать происходящего. В газетах всегда пишут, что она прекрасная актриса.

Он взял щипцы и принялся перекладывать прогоревшие и развалившиеся поленья.

— Полагаю, она сильно изменилась? — рассеянно спросил он.

— Мы все изменились, мой дорогой Арчи, а она больше многих. Да и нет. Она все та же, только гораздо ярче.