Моя стая-семья и не только - Евгения Кимовна Романенко
На станции нас никто не встретил. Поезд усвистел дальше, а мы остались на степном полустанке. На станции всего четыре жилых дома, пять семей. И в одной из семей двое детей не вернулись из степи. Ушли по утру, за кизяком (сухой навоз) для печки. Он сухой, лёгкий, поэтому его собирают в степи женщины и дети. А тепло держит почище угля.
Дело к вечеру, а детей нет. У людей паника. Женщины плачут, мужчины, в очередной раз вернувшись ни с чем, огорчённо молчат. Мы с Даной на крылечке домика-станции ждём машину с заставы.
У Даны было очень острое чутьё. Дома мы с Олегом учили её ходить по следу, искать вещи, да и многому другому. Обычно спокойная, Данка нервничает, скулит, крутится на поводке. Видимо от безнадёжности, кто-то из мужчин показал на нас. Я, хоть и родилась в Казахстане, к своему стыду, языка не знаю. Люди, о чём-то спорили, женщины плакали. К нам подошли двое:
─ Простите, у вас овчарка, может она попробует поискать детей?
Они с надеждой смотрели то на меня, то на Дану. Господи, да она же ещё щенок, причём недоучка. Какой из неё поисковик? Домашние игры в «границу» только и были. Я пытаюсь всё это объяснить подошедшим. Но как достучаться до встревоженного сердца?
─ Давайте попробуем. Но времени прошло уже много, да и следы песком занесло. И собака очень молодая, щенок. Наверно, не получится.
Но кто-то уже совал под нос Дане шапку одного из детей. Я отпустила Дану. Бежать за резвой молодой собакой я бы не смогла. В тот день был ветер, сильный ветер, не ураган, но работу следовой собаки, даже опытной, затруднял сильно.
Дана, покружив между домами, вдруг рванула совсем в другую сторону от той, где искали детей раньше. Люди разочарованно вздохнули. Дети туда пойти не могли, там солончаки, может засосать. Это знают все с пелёнок. Я побежала за дурёхой. Надо изловить решившую размяться собачку, скоро машина приедет.
Но Дана не играла. Она неровными зигзагами бежала прямиком в солончаки. Несколько мужчин пошли за нами. Наверно, отец и старшие братья. Больше часа мы ломились через сухой камыш. И вдруг Дана взвыла, да так страшно.
Меня обогнали. На берегу солончакового болота металась Дана, а на островке, в паре сотен метров, сидели испуганные дети. Как они туда попали? Детей вывели.
Дана, как только поняла, что детей увидели, успокоилась и подошла ко мне, тычась в ладошку носом: «Пошли, давай. Там вещи остались. Ну что тут стоять? Нашлись же!». И мы потихоньку пошли на станцию.
А машины всё нет и нет. Сидим, я курю, Данка разглядывает ворон. Ветер стих, красота, только вот кушать охота жутко. Начало темнеть. Подходит очень пожилая женщина и молодой парнишка.
Она заговорила ко мне по-казахски. Я ─ баран бараном! Ничего не понимаю, улыбаюсь и киваю головой. Парень перевёл. Зовут нас к дастархану (накрытому столу) ужинать.
Ну, я согласилась, приедет машина, подождут, мы целый день ждали. Дану я привязала во дворе. Почему во дворе? Казахи не пускают в дом собак. Так ведётся из века в век.
─ Ойбай[8], собака куда девал?
─ Во дворе привязала. Если можно, ей бы покушать дать.
Дальше я слушала только гневный голос бабушки, что-то выговаривающей родным. Полный тазик свежего мяса поставили возле печки.
─ Женя, сестрёнка, приведи Дану. Спасительнице наших детей место в доме.
Поверьте, это неслыханная честь. Попрание всех традиций ─ пустить, да ещё и кормить собаку в доме. Там, где живут люди.
Дану такие мысли не посещали. Она сытно и вкусно наелась и грелась у тёплой печки. Хорошо, что с благодарными поцелуями к ней никто не лез. Не любила Дана чужих.
Машина приехала поздно, меня уже собирались укладывать спать. Ругать встречающих с заставы глупо. Граница, всякое бывает. Хоть и мирное время, да дураков хватает. Шастают туда-сюда.
Через год Дана заняла третье место среди следовых собак пограничных войск. А ещё через восемь месяцев она погибла при задержании перебежчиков. Вот такая короткая, но яркая жизнь.
Люди меняются
Встречаю знакомую. Город маленький, но я там появляюсь редко. Раньше, когда я продавала козье молоко, Сагдина подходила ко мне каждый день. И только с одним вопросом: «Тебе не надоело возиться в навозе?» На банальный вопрос ─ такой же ответ. Нет, не надоело.
Потом мы не виделись лет восемь. Сагдина, сколько я помню, жила одна. Ну, то есть, совсем одна! Одного похода к ней в гости мне хватило на всю жизнь. В её стерильной квартире надолго я в гостях не задержалась. Вопрос: «Жёня, от тебя что, воняет животными?» ─ закончил наше общение.
Прошло лет десять. Встретились, неожиданно.
─ Ой, Женя, как я рада тебя увидеть!
Честно, говоря, у меня радости не было.
─ Женечка, пойдём ко мне. Чайку попьём!
Памятуя моё первое и последнее посещение её квартиры, я лихорадочно искала повод отговориться. Моя беда в том, что я не могу отказать. Я просто не умею сказать «нет»! И как овечка на заклание, я пошла к Сагдине домой.
На пороге нас встретил кот весьма бандитской наружности и недоверчивым характером. Только обнюхав мои ноги-руки, он пропустил меня в комнату, Там, на кровати лежал довольно крупный щенок и стонал.
─ Женя, посмотри, что с ним? Я его из мусорного контейнера вытащила!
Сказать, что я обалдела ─ это ничего не сказать. Во первых, кот на пороге, а ещё щенок из мусорки! Что случилось с женщиной, не терпящей даже запаха животных? Всё банально просто. Не смогла пройти мимо обледенелого мяукающего комочка. А потом ─ мимо щенка из мусорных баков. А сейчас это вислоухое создание, простите, блюёт на кровати.
─ Ты когда его нашла?
─ Да уже два дня как! И всё же было хорошо. Он так хорошо ел! Я звонила в клинику, а там сказали, кормить меньше. Женя, как же меньше, если он хочет кушать? Правда, потом рыгает, но опять ест! Женя, посмотри, он умирает?
Псёныш, если и собрался умереть, то этак лет через пятнадцать. А пока он, помня голодные дни, просто отъедался. Ел, как не в себя, боясь, что еда закончится. Это я и постаралась объяснить Сагдине.
Я так и не поняла, вняла ли она
