Морской царь - Евгений Иванович Таганов
От Вохны Яик резко уходил на восток, тут же проходила и пешая дорога дальше на север, по которой ушло макрийское войско. Каждый день из крепости по всем четырём сторон света отправлялись конные полуватажные разъезды и ворота в крепости держали открытыми лишь со стороны реки. В общем, наместничеством Радима князь остался вполне доволен.
Немного отдохнув среди сосен и берёзок с облетевшей листвой, он уже совсем намерился проехаться дальше по берегу на восток вёрст на сто, как прискакавший из Дарполя гонец привёз послание от Ратая: «Я знаю, как подобраться с тудэйцам по тонкому льду».
Делать нечего — только разворачивать коней в обратную сторону, да ещё как следует пришпоривать, чтобы никому не пришло в голову, что удовольствия мирного путешествия дороже князю звука боевой трубы.
ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ
1.
В Итильский поход выступили с первым снегом. Вперёд в полном составе с семьями и скотом двинулся улус Сагыша, верного помощника Калчу. Его целью было разбить кочевья на левом берегу Итиль-реки напротив хазарского Ирбеня, с тем, чтобы направлять купцов под охраной к Дарполю. Тремя днями позже из столицы выступило двухтысячное словенское войско. Шли с разбивкой на четыре хоругви с тем, чтобы в Ватажных Ямах ночевало не больше одной хоругви, где, впрочем, тоже на пятьсот ратников юрт и «корзин» не хватало, зато имелась ограждённая стоянка для купеческих караванов и не надо было тратить сил на установку походного фоссата. Спешить особо не спешили, устойчивый лёд на Итиль-реке мог появиться не раньше, чем через две недели.
Князь с воеводами ехали в головной хоругви. Главным их развлечением было наблюдать, как по мёрзлой земле скользят двадцать санок, каждую из которых тащили по четыре собаки. Это и являлось главной придумкой чудо-мастера — санки способные безопасно везти по тонкому льду до десяти пудов оружия и припасов. Увы, собаки не привычные бегать в упряжке слушались из рук вон плохо, больше норовили вырваться и сбежать, чем налегать на постромки.
— Привыкнут, и всё будет хорошо, — оправдывал их неумение Ратай, ехавший рядом с князем.
Воеводы откровенно посмеивались над ним:
— Ты их ещё кусать тудэйцев хорошо научи, чтобы нам ничего делать не пришлось!
— А если у них заяц перед носом выскочит, что станешь делать?!
— Или за сучкой с течкой все погонятся!
Князь воевод не осякал — пусть забавляются. Сам был занят другим: придумывал, что делать, если из зимнего нападения на тудэйцев ничего не выйдет.
На стоянках он приказывал заготавливать в береговых зарослях двухсаженные жерди. На вопрос: зачем, усмехался:
— Кто первым догадается, получит дирхем.
— Это для тех, кто провалится под лёд, чтобы утонуть не могли, — на пробу предположил Корней.
— Тепло, но не горячо.
— Это чтобы впереди себя большой щит по льду толкать, — заметил ещё кто-то.
— Холодно.
— Для заборов-рогаток.
— Совсем не то.
Но Ратай не был бы Вторым После Князя, если бы на третий день не сообразил:
— Хочешь мостки по льду прокладывать?
— Получай заслуженную награду, — протянул князь оружейнику монету.
Холодные ветры со снегом и дождём порядком отравляли походное настроение. Но выручали напросившиеся в поход мамки и четыре ватаги «юниц» нового набора, закутанные в одеяла и войлочные полости по самые глаза, они стоически переносили трудности пути, лишая мужчин возможности жаловаться. Да и то сказать, двойной запас тёплой одежды и котлы с горячей мясной похлёбкой делали холод вполне сносным. Даже ночёвка по тюргешскому обычаю в войлочных мешках обшитых кожей на снегу болезненных последствий не оставляла. Чтобы показать пример, Рыбья Кровь сам тоже укладывался спать на земле. Правда среди ночи всё же просыпался и шёл погреться под тёплый бочок Ырас, ночевавшей в его колеснице. Но кто такое поставит князю в вину?
Хуже всех переносил поход Буним, князь сжалился, позволил ему ночевать в ямном доме вместе с самыми простуженными воинами.
Зато по прибытию в Заслон всё войско ожидали натопленные бани и ночлег под крышами.
Гарнизон городища встретил походное войско со всем радушием, на которое был способен — ещё бы, конец однообразному обустройству и впереди нечто боевое и молодецкое. За истёкшие месяцы тудэйцы лишь дважды делали попытки проникнуть на полуостров, чтобы как-то поквитаться с дарпольцами, но оба раза сторожевые псы поднимали тревогу и тудэйские вылазки благополучно отбивались. Вестей со Змеиного доставить было некому — «Милида» уже месяц как была вытащена на берег в восточной бухте Заслона. Но мало кто сомневался, что его двухсотенному гарнизону с шестнадцатью камнемётами и двумя Большими пращницами может что-то угрожать, разве что все фелуки Хазарии пойдут на его приступ. Беспокоились больше за Сосед-Вежу.
Одновременно с войском в Заслон прибыл большой купеческий караван из Ирбеня, привёзший помимо товаров, молодых рабынь и последние новости западных земель: Хазария собирается заново отвоевать у арабов Дербент, Романия воюет в Таврии, чтобы расширить фему Таврику на весь полуостров, Словения раскололась на две половины, полянское и уличское княжества отказались платить полюдье словенскому кагану.
— А мои княжичи как? — спрашивал Рыбья Кровь у старшины словенских охранников каравана.
— Пока с Яика приходят вести о победах их отца, князья Смуга и Тур никому не прикосновенны, — заверил тот Дарника.
Такой ответ хоть и обнадёживал, но одновременно вызывал и тревогу: при первом поражении Князьтархана словенские князья сполна отыграются на его сыновьях. Не пора ли их перевести сюда, на Яик, отдать Смуге лесной Север, а Туру всё Итильское левобережье, размышлял Рыбья Кровь. Мысль об Итильском левобережье пришла ему не случайно. Соглашаясь полтора года назад на поход против кутигур, он мечтал о том, как раз и навсегда покончит с вторжениями степняков с востока, просто по хорошей цене скупая у них шерсть и кожи. За прошедшее время он в этом не шибко преуспел, что служило поводом для шуток за его спиной собственных воевод. Ну, а почему тогда