Морской царь - Евгений Иванович Таганов

Как-то размышляя, что могло бы быть, если бы в «Курятнике» были ещё мужи, кроме бессловесного Наки, Рыбья Кровь пришёл к выводу, что непременно бы получилась тоска смертная: стал бы он им что-либо рассказывать о своих тайнах или мечтаниях. С женщинами же запросто — всегда подобные откровения можно выдать за его мужские обольщения. Да и произнесённые вслух они порой сами по себе приносили какие-то открытия.

— А что было для тебя самой большой неудачей? — спрашивала, например, Эсфирь.

— Чума, что случилась два года назад.

— А какой самый счастливый день в твоей жизни? — любопытствовала простодушная Олова.

— Сегодняшний, — со смехом отвечал он, — я ещё не знаю, чем он кончится.

— Чего самого большого ты хотел бы достичь здесь, в Дарполе? — это уже провоцировала Лидия.

— Стать воротами между Севером и Югом, Западом и Востоком. Обо всём знать и на всё оказывать воздействие.

Высказанные ради красного словца эти слова каким-то непонятным образом тут же превращались в нужное убеждение.

Желая услышать их мнение, он однажды рассказал им о голосе Ырас, заставившим его спасительно оглянуться во время поединка с Ялмари и о том, что сама юница наотрез отказывается признавать, что предупреждала его.

«Курицы» выслушали его с озабоченной серьёзностью, даже не допуская усомниться в самом происшествии.

— Всё очень просто, — взялась растолковать Эсфирь. — Это был просто твой Ангел-хранитель. Ты сам говорил, что в детстве у тебя не было отца, зато было две матери, которые каждый день молились лесным богам по твою душу. Ещё ты рассказывал про хазарку Адаш, что спасла тебя от вражеского копья. Вот и получился женский голос, который упредил тебя.

Против подобного объяснения Рыбья Кровь ничего не имел. Ангел так ангел.

В отличие от «куриц» мужскому населению Дарполя предсказывать поступки князя почти не удавалось: то он ко всему окружающему предельно снисходителен, то требователен и придирчив к мелочам, то объявляет новые неукоснительные правила, то будоражит народ просочившимися сквозь советчиц громкими высказываниями.

«Жизнеописание словенского князя» отца Паисия несмотря на запрещение Дарника, а скорее благодаря этому запрету давно было переведено на словенский и готский языки, многими, в том числе и в Хемоде, прочитано и остальному населению пересказано, но даже это мало помогало в предвидении поступков Князятархана.

Несколько раз на Курятнике речь заходила о такой вот его «ветренности». Рыбья Кровь легко соглашался с обвинением:

— Ничего не поделаешь, вот такой у меня непостоянный женский характер.

— А всё же, — настаивала стратигесса, — почему ты так легко можешь отказываться от своих же решений?

Однажды под настроение, Дарник признался:

— Упорно бить в одну точку не для меня. По-моему, очень глупо тратить свою жизнь на достижение трудной цели. Лучше вильнуть хвостом и перенацелить себя на что-то другое. Если такая ловушка для медведя, толкачка называется. Над приманкой вешается бревно с заострёнными сучьями. Медведь её отталкивает — она его ударяет, он отталкивает сильней — бревно колет ещё больней, он начинает бросаться на бревно, а оно снова и снова наносит ему раны. Старый медведь может остановиться и уйти, молодой останется и погибнет.

— А за этот год у тебя какая-нибудь новая большая цель появилась? — не преминула тотчас поинтересоваться Лидия.

— Конечно, — был как всегда невозмутим князь. — Я понял какая моя главная миссия на этом свете.

— Ну и какая же, какая?!.. — нетерпеливо загалдели матроны.

— Разве я раньше не говорил?.. Освобождать окружающие земли от самых лютых преступников, буду просто забирать их в своё войско, чтобы они убивали и грабили не для себя, а с гораздо большим размахом для будущих песен и былин.

Вести приходящие из Заслона успокаивали: Янар на лодиях потихоньку выжигал ближайшие острова и с избытком производил древесный уголь. «Милида» точно так же промышляет в Змеином. В Эмбе Гладила вовсю скупает шерсть у местных степняков и уже завёл свои прядильные и ткацкие мастерские. «Калчу» завезла в Секрет-Вежу макрийскую сотню и благополучно вернулась в Дарполь уже на зимовку.

Тем временем Ватажная гоньба на север приобретала отчётливые черты. Примчавшийся по ней гонец так вкусно рассказал про леса вокруг Вохны, что Рыбья Кровь не выдержал и, несмотря на наступающие зимние холода, снарядился в путь — вспомнил, что уже несколько лет не видел ни берёз, ни сосен.

Рассчитывал, что весь набег со сменными лошадьми займёт дней восемь, а прогулялся полных три недели. В каждой веже-яме надо было чуть задержаться, как следует всё осмотреть, поддержать и похвалить их сторожевых людей. Дважды пришлось пировать и с возвращающимися с верховий «Романии» и «Хазарии», каждая вела за собой по пять-шесть плотов четырёхсаженных дубовых брёвен. Всё-таки какая эта была хорошая вещь Ватажная гоньба! День непрерывной скачки, зато вечером баня, горячая еда, весёлые разговоры со старыми знакомцами, мягкая постель в натопленном доме и ласковая Ырас на этой постели.

Наконец на десятый день княжеская ватага добралась и до Вохны. Рядом с пепелищем на обрывистом речном берегу воздвигнуты были уже две из четырёх трёхярусных башен. Дома не из жердей с глиняной засыпкой, а настоящие деревянные из пахучих сосновых брёвен. Поверху земляного вала не мешки с землёй и даже не дубовый тын, а сплошная линия деревянных камор с бойницами наружу и окошками вовнутрь крепости. Тут во дворе и конюшни с хлевами, и кузни с сараями для повозок и колесниц. Ко всему этому приложили руки и старание не только двести ратников гарнизона, но и триста моряков с бирем и лодий.

Радим сам напросился в наместники Вохны, хотел исправить своё первое воеводство в здешних местах. С гордостью показывал санную мастерскую и большой навес, под которым шла незатихающая распилка брёвен на брусы и доски, мол, по первому снегу ждите в Дарполе санные обозы с готовым строительным материалом. Просил только дополнительных людей:

— Триста ратников и двадцать камнемётов — и никакая орда меня отсюда не скинет! Хорошо учёл опыт обороны Дарполя, всюду приготовил вдоль вала и колышки и ямки, а вместо «чеснока» прикрытые землёй доски с толстыми гвоздями. Придумал даже тайные проходы в обе стороны от крепости, крытые брёвнами со слоем земли. Это он подсмотрел у местных речников-гремов, что ловко умели прятаться