Мифы и загадки Октября 1917 года - Юрий Васильевич Емельянов
Усилия Ленина принесли свои плоды. Конференция, впервые проведенная в России в условиях легальности, укрепила партию и способствовала налаживанию ее организационной деятельности. Наперекор мнению Ленина была принята лишь одна резолюция: «Положение в Интернационале и задачи РСДРП(б)», предложенная Зиновьевым. В остальных документах конференции содержалась конкретная программа борьбы за перерастание буржуазно-демократической революции в социалистическую через установление власти Советов. Тайным голосованием на конференции был избран состав Центрального комитета в следующем составе: В. И. Ленин, Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев, В. П. Милютин, В. П. Ногин, Я. М. Свердлов, И. Т. Смилга, И. В. Сталин, Г. Ф. Федоров.
Даже меньшевистская «Рабочая газета» признала успех конференции: «Знаменитые ленинские «тезисы» перестали быть продуктом личного творчества Ленина, товаром, привезенным из-за границы, диковинкой, которую оглядывают с любопытством, но к которой нельзя относиться серьезно. Сто сорок делегатов большевистской конференции, почти как один человек, приняли резолюции, которые в развернутом виде излагали основные мысли тех же «тезисов». Газета признавала, что после конференции революционно настроенные массы имеют не только вождя, но и организацию.
Последующие события показали, как большевики под руководством Ленина сумели за несколько месяцев 1917 года последовательно воплотить в жизнь составленную им программу перехода к социалистической революции.
«Есть такая партия!»
Ощущение свободы, охватившее страну с начала марта, находило разные проявления. Питирим Сорокин вспоминал: «Успокаивая себя тем, что все в порядке, я не мог закрывать глаза на многие реалии… На улицах нередко можно было видеть пьяных людей, непристойно ругающихся и горланящих: «Да здравствует свобода! Раз свобода, то все дозволено». Проходя возле Бестужевского женского университета, я обратил внимание на толпу веселящихся и отчаянно жестикулирующих людей. В тени ворот, прямо на открытом месте неизвестные мужчина и женщина вели себя самым непотребным образом. «Ха, ха! – веселилась толпа, – раз свобода, то все позволено!»… Рабочие, несшие лозунг: «Рабочие к станку и прессу!» на самом деле отказывались от работы и проводили большую часть своего времени на политических митингах. Они требовали восьмичасового рабочего дня, а нередко и шестичасового. Солдаты, явно готовые к сражениям, вчера, к примеру, отказались выполнять приказ под предлогом, что для защиты революции Петроград нуждается в их помощи. Именно в эти дни поступала информация о крестьянских захватах частных усадеб, грабежах и поджогах».
Повсеместно совершалось ниспровержение властей различных уровней. Как вспоминал А. Ф. Керенский, «непопулярные чиновные лица были буквально сметены со своих постов, а многие из них – убиты или ранены. Рабочие на заводах, прекратив работу, принялись устранять неугодных им управляющих и инженеров, вывозя на тачках за пределы предприятий. В некоторых районах крестьяне, памятуя 1905–1906 годы, стали на свой лад решать аграрный вопрос, изгоняя помещиков и захватывая их земли. В городах самозваные «защитники свободы» начали проводить аресты «контрреволюционеров».
Порой расправы над «контрреволюционерами» совершались разъяренными уличными толпами. В своей книге В. Логинов привел пример самосуда над членом Государственного совета князем Голицыным на Петроградской улице в первые дни Февральской революции. Логинов писал: «Современникам запомнились трупы жандармов со вспоротыми животами на февральском снеге в Петрограде. В Кронштадте зверски убили военного губернатора контр-адмирала Р. Н. Вирена, начальника штаба адмирала Бутакова, генерала Стронского и других офицеров. Самосуды над генералами и офицерами имели место в Луге, Ельце, Пскове, Двинске. В Свеаборге убили командующего Балтфлотом вице-адмирала Андриана Ивановича Непевина, контр-адмирала А. К. Небольсина. Жуткая расправа над губернатором произошла в Твери».
Нападения на помещичьи дома сопровождались уничтожением культурных ценностей. Логинов писал: «Вновь, как и в 1905–1907 годах, запылали барские имения. Жгли прекрасные усадьбы, а вместе с ними уникальные библиотеки и картинные галереи. Горели старинные парки и сады… Все более учащались случаи прямого вандализма». Логинов привел слова художника П. Нерадовского: «После свержения самодержавия в Петрограде и его окрестностях, в Петергофе, в Ораниенбауме и других местах… подверглись порче или уничтожению памятники искусства, статуи, картины и другие художественные предметы… Такие разрушения имели место в общественных местах – в казенных зданиях, в садах, парках – и в частных домах и квартирах… Слухи о гибели того или иного произведения поступали почти ежедневно».
Проявления вандализма и грабежи умножились после того, как по приказу министра юстиции Керенского из тюрем были выпущены уголовные преступники, наводя страх и ужас на городские кварталы. Логинов замечает, что Керенский «видимо, как и многие другие, полагал, что новое «Царство Свободы» способно перевоспитать любых рецидивистов. Десятки тысяч преступников – «птенцы Керенского», как их тогда называли – ринулись прежде всего в столицы. Между тем полиция была распущена, а новая милиция еще не создана. И среди тех, кто под видом «революционного патруля» врывался средь бела дня в дома и квартиры, было немало отпетых бандитов и профессиональных воров. Так что очень скоро столичный обыватель будет с тоской вспоминать прежнего городового, который – хоть и был нечист на руку – но стекла в приличных домах бить не позволял».
Другая силовая структура страны – армия – находилась в состоянии брожения. Изданный в первые дни Февральской революции Петроградским советом приказ № 1 «Об отмене воинской дисциплины в армии» распространился на всю армию. Брусилов писал: «Сначала большинство офицеров стало примыкать к партии кадетов, а солдатская масса вдруг вся стала эсеровской, но вскоре она разобрала, что эсеры, с Керенским во главе, проповедуют наступление, продолжение союза с Антантой и откладывают дележ земли до Учредительного собрания, которое должно разрешить этот вопрос, установив основные законы государства. Такие намерения совершенно не входили в расчеты солдатской массы и явно противоречили ее вожделениям… Солдат больше сражаться не желал… Взял верх лозунг: «Долой войну, немедленно мир во что бы то ни стало и немедленно отобрать землю у помещика» – на том основании, что барин столетиями копил себе богатство крестьянским горбом и нужно от него отобрать это незаконно нажитое имущество. Офицер сразу сделался врагом в умах солдатских, ибо требовал продолжения войны и представлял собой в глазах солдата тип барина и помещика… Теперь вполне станет понятно, как случилось, что весь командный состав сразу потерял влияние на вверенные ему войска и почему солдат стал смотреть на офицера как на своего врага».
Если с 1914 года солдаты сбегали от войны, голода и холода, сдаваясь в плен, то теперь после начала революции они стремились вернуться к себе в деревню, чтобы
