Мифы и загадки Октября 1917 года - Юрий Васильевич Емельянов
Эти свидетельства показывают, что сомнений в правоте действий Юсупова, Пуришкевича, великого князя Дмитрия, врача Лазаверта не возникало ни у лиц из высшего общества, ни у вождей Государственной думы. Даже если Распутин оказывал протекцию другим лицам и любил пьяные оргии, в чем его обвиняла молва, за это не казнили. Тем более Юсупов и другие не имели права убивать Распутина без суда и следствия.
Впоследствии рассказ о жестоком и противозаконном самосуде служил поводом для того, чтобы поражаться физической силе и выносливости Распутина, которого не брали ни яд, ни пули. Подробное описание смерти Распутина было бы уместно в устах гиммлеровских палачей, совершавших опыты по умерщвлению людей. Между тем смакование деталей убийства Распутина на долгие годы стало любимым развлечением многих «знатоков истории». Возмущаясь байками о Распутине и «распутинщине», светское общество, а затем и значительная часть населения страны, не думали осуждать Юсупова и «юсуповщину». Князь, трусливо прятавшийся от боевых действий в тылу в годы войны, выглядел в этих рассказах героем. Такими же безупречными борцами за правое дело выглядели его сообщники бессарабский помещик Пуришкевич, доктор Лазаверт и великий князь Дмитрий Павлович.
Реакция российского общества доказывала крайнюю степень деградации представлений о праве, морали и человечности в российском обществе. Князь, купавшийся в богатстве и любивший роскошь, а также его сообщники могли рассчитывать на снисходительное отношение света и тех, кто жаждал подражать светской жизни. Распутин же воспринимался аристократами и подражателями высшим кругам общества как бешеный зверь, не достойный ни правового суда, ни элементарной жалости. Но могли ли в дальнейшем эти люди рассчитывать на соблюдение права, морали и человечности в отношении себя?
Как и рассчитывали заговорщики, убийство Распутина стало шоком для царственной четы. Хотя в своем дневнике царь называл убийц «извергами», никаких серьезных попыток разыскать и наказать их не предпринималось. Даже похороны Распутина были совершены тайно. Для этого были основания. Вскоре могила Распутина была осквернена. Неизвестно, задумывался ли царь о том, что пренебрежение к праву, морали и человечности, которые он не раз проявлял во время своего царствования, в частности, в январе 1905 года, на сей раз продемонстрировали его враги из высшего света, убив человека, который был ему близок и дорог, за то, что он спасал жизнь его сына?
Верхи России демонстрировали не только атрофию морали и человечности, но также интеллекта. Сиятельные князья, умевшие устраивать розыгрыши с переодеваниями или убийства с отравлением и стрельбой, оказались близорукими политиканами, не сумевшими просчитать последствия совершенного ими уголовного преступления. Надежды светских заговорщиков на то, что убийство Распутина даст монархии новый шанс для выживания, оказались несостоятельными. Убийство в доме на Мойке лишь ускорило крушение самодержавия.
Что случилось в феврале 1917 года?
Упомянутый выше генерал жандармерии А. И. Спиридович после долгого отсутствия в Петербурге записал 20 февраля 1917 года свои впечатления от бесед со знакомыми из Охранного отделения: «Положение дел – безнадежно. Надвигается катастрофа… Будет беда. Убийство Распутина положило начало какому-то хаосу, какой-то анархии. Все ждут какого-то переворота. Кто его сделает, где, как, когда – никто ничего не знает. И все говорят и все ждут». Казалось, претворялись в жизнь туманные стихотворные пророчества Александра Блока, написанные им в марте 1903 года: «– Все ли готовы подняться?/ – Нет, каменеют и ждут./ Кто-то велел дожидаться: / Бродят и песни поют».
Далее Спиридович записал в дневнике: «Попав же на квартиру одного приятеля, серьезного информатора, знающего всё и вся, соприкасающегося и с политическими общественными кругами, и с прессой и миром охраны, получил как бы синтез об общем натиске на правительство, на Верховную власть. Царицу ненавидят, Государя не хотят. За пять месяцев моего отсутствия как бы всё переродилось. Об уходе Государя говорили как бы о смене неугодного министра. О том, что скоро убьют Царицу и Вырубову, говорили также просто, как о какой-то госпитальной операции. Называли офицеров, которые якобы готовы на выступление, называли некоторые полки, говорили о заговоре Великих Князей, чуть не все называли Великого Князя Михаила Александровича будущим Регентом».
Что же произошло во время отсутствия Спиридовича в Петрограде? Через 10 дней после убийства Григория Распутина в России был назначен новый премьер-министр. Им стал 67-летний князь Н. Д. Голицын. В. В. Шульгин напоминал, что через шесть дней после своего назначения Голицын провел первое заседание Совета министров, чтобы заняться «большой политикой… В чем же состояла эта политика? В разрешении продовольственного кризиса, транспортной разрухи или вопроса о том, как предотвратить катастрофический рост недовольства в народе, поднять дух армии? Ничуть не бывало. На повестке дня стоял лишь один вопрос – как обойти высочайший указ от 15 декабря 1916 года о созыве Государственной думы 12 января 1917 года».
Шульгин писал: «Мнение Совета министров раскололось. Пять его членов высказалось за соблюдение высочайшего указа об открытии Думы 12 января… Председатель князь Н. Д. Голицын и восемь членов Совета находили, что при настоящем настроении думского большинства открытие Думы и появление в ней правительства неизбежно вызовет нежелательные и недопустимые выступления, следствием коих должен явиться роспуск Думы и назначение новых выборов. Во избежание подобной крайней меры председатель и согласные с ним члены Совета считали предпочтительным на некоторое время отсрочить созыв Думы, назначив срок созыва на 31 января. Однако вопрос решил министр внутренних дел А. Д. Протопопов, к мнению которого присоединились министр юстиции Н. А. Добровольский и обер-прокурор Синода Н. П. Раев. Они потребовали продолжить срок перерыва в занятиях Думы до 14 февраля 1917 года. Решение этого меньшинства и было утверждено государем».
Между тем положение страны становилось все более отчаянным. Шульгин вспоминал, что примерно 8 января 1917 г. он приехал из Киева в Петроград, где встретился с кадетом А. И. Шингаревым. Тот поделился с Шульгиным своими оценками сложившейся ситуации: «Положение ухудшается с каждым днем… Мы идем к пропасти… Революция – это гибель, а мы идем к революции… Да и без революции все расклеивается с чрезвычайной быстротой… С железными дорогами опять катастрофически плохо… Они еще кое-как держались, но с этими морозами… Морозы всегда понижают движение, – а тут как на грех –
