Песни Первой мировой и Гражданской войны. Военная история России в песнях - Валерий Евгеньевич Шамбаров
Раскинулось море широко,
И волны бушуют вдали.
Товарищ, мы едем далеко,
Подальше от грешной земли.
На баке уж восемь пробило —
Товарища надо сменить.
По трапу едва он спустился
Механик кричит: «Шевелись!».
«Товарищ, я вахту не в силах стоять, —
Сказал кочегар кочегару, —
Огни в моих топках совсем не горят,
В котлах не сдержать мне уж пару.
Нет ветра сегодня, нет мочи стоять,
Согрелась вода, душно, жарко,
Термометр поднялся аж на сорок пять,
Без воздуха вся кочегарка…»
Следуют диалоги моряков – что механик недоволен больным, а если он и впрямь плохо себя чувствует, надо показаться доктору. Кочегар направляется к врачу, но дойти у него не получается:
На палубу вышел, сознанья уж нет.
В глазах у него помутилось…
Увидел на миг ослепительный свет,
Упал… Сердце больше не билось.
Дальше описывается, как его пытаются привести в чувство водой, как механик подозревает симуляцию, пихает ногой. Вмешивается доктор, подтверждая смерть. Покойника кладут в лазарете, приходят прощаться товарищи. Подробно рассказывается о морском ритуале похорон. Мертвецу привязывают к ногам тяжелый колосник, заворачивают труп в койку (т. е. принятую на флоте постель из куска парусины). Старый судовой священник читает молитвы. Наконец, в присутствии всей команды и капитана его отправляют за борт.
Напрасно старушка ждет сына домой,
Ей скажут – она зарыдает.
А волны бегут от винта за кормой,
И след их вдали пропадает…
Безымянные авторы досконально знали специфику флотской жизни. Это нетрудно увидеть, если сопоставить текст песни со следующими воспоминаниями участника русско-японской войны 1904–1905 годов:
«Сегодня в полдень высота солнца была 87°4’, т. е. только на 2°56’ не достигала зенита. В этих широтах – разгар лета. Температура воды достигает 26° по Реомюру. Кожа непрерывно покрывается испариной. Днем на «Ослябя» были похороны. Умер кочегар, не выдержавший испытаний похода. В 5 часов «Ослябя» увеличил ход, вышел между колоннами кораблей, занял место против «Бородино» и поднял молитвенный флаг— белый с красным крестом. На юте фронтом стояла команда. Труп, зашитый в белое полотно, с грузом у ног, спустили по досчатому настилу за борт, а с кормового мостика раздался похоронный салют в один выстрел в память незаметного российского гражданина, нашедшего свой покой в безднах Индийского океана, столь чуждого ему и столь далекого от его родных полей» (Костенко В. П. На «Орле» в Цусиме. – Л.: Судпромгиз, 1955) [81].
Песня была правдивой, искренней и жалостливой, брала за душу. В начале XX века ее запели знаменитые исполнители Юрий Спиридонович Морфесси, Надежда Васильевна Плевицкая (в значительно сокращенных версиях), появились грамзаписи.
В Гражданскую войну все эти песни разлетелись с матросскими отрядами по разным фронтам. Судьба их была различной. «Яблочко» особенно прочно укоренилось у красных. Пели его не только матросы. Михаил Светлов в своей «Гренаде» описывал: «Мы ехали шагом, мы мчались в боях, и «Яблочко»-песню держали в зубах…». Под нее можно было и шагать, она подходила и для конных маршей. И конечно, под «Яблочко» весело плясалось на привалах. А форма частушек давала самый широкий простор для фантазии.
Эх, яблочко,
Да сбоку зелено,
Колчаку за Урал
Ходить не велено.
Эх, яблочко,
Да покатилося,
А буржуйская власть
Провалилася…
Многие частушки были откровенно хамскими, издевательскими:
Эх, яблочко,
Мое спелое,
А вон барышня идет,
Шуба ценная.
Кожа белая,
Да шуба ценная,
Если дашь чего,
Будешь целая.
Эх, яблочко,
Да с голубикою,
Подходи ко мне, буржуй,
Глазик выколю.
Глазик выколю,
Другой останется,
Чтобы знал, г…,
Кому кланяться.
Свои частушки сочиняли и противники красных:
Эх, яблочко,
Куда котишься?
В губчека попадешь,
Не воротишься!
А махновцы пели:
Эх, яблочко,
Да соку спелого,
Слева красного бей,
Справа белого!
Повсеместно звучала и песенка «Ты, моряк, красивый сам собою». В частности, ее очень любил Чапаев [159]. Постепенно партизанщину в Красной армии искореняли, по окончании Гражданской и саму войну стали романтизировать, изображать красных бойцов рыцарями с «чистыми руками и горячим сердцем». Соответственно, изымались из обихода частушки бандитского содержания. Они сохранялись у блатных или в среде распоясавшейся и охамевшей городской черни. А «Яблочко» в общераспространенном своем виде превратилось в то, чем оно и было изначально, – в задорный матросский перепляс.
Что касается «красивого собою» моряка, то большевики сочли его слишком легкомысленным и безыдейным. В самом деле, крутит любовь, замышляет уехать куда-то в Турцию, жениться на иностранке, да еще и удариться в религию! Это попахивало самой натуральной «контрреволюцией». В 1920-х годах на популярный мотив написали новую флотскую песню, лишенную всякого разгульного оттенка, в полной мере выдержанную в духе советской сознательности и дисциплины [84]:
Охраняй свои границы.
Крейсера наших врагов
Стаей кружат, словно птицы,
У советских берегов.
Припев:
По морям, по волнам,
Нынче здесь, а завтра там.
По морям, морям, морям
Мчит наш флот на страх врагам.
Вот он, флот наш, возрожденный
Силой воли и труда,
Веют красные знамена,
Гордо высятся суда.
Был простым я комсомольцем.
Как двадцатый минул год,
Поступил я добровольцем
В наш советский красный флот….
«Раскинулось море широко» уцелело в дореволюционном виде. Ведь оно рассказывало о тяжкой доле матросов на царском флоте – почему было не напомнить об этом молодому поколению? Новую волну известности принесло «Кочегару» исполнение Утесова. Но у этой песни имелись некоторые особенности. Она душевная, легко узнаваемая и… очень легко переделывается. Этими особенностями стали пользоваться
