Песни Первой мировой и Гражданской войны. Военная история России в песнях - Валерий Евгеньевич Шамбаров
Из ружей сложены,
И поперек стальные
Мечи положены.
На них лежал сраженный
Разбойник молодой,
Назад окровавленной
С разбитой головой.
В минуту жаркой битвы
Сразил его свинец —
И кончил дни ловитвы
Бестрепетный боец!
Сочится кровь из раны
По лбу и по вискам
И в них струей багряной
Бежит по волосам.
Он грозно сдвинул брови,
Храня надменный вид,
Но взор под слоем крови
Врагам уж не грозит.
Он правою рукою
Сдавил свой острый меч
И с ним, уставший с бою,
В могилу хочет лечь.
Меч этот быстро, метко
Удары наносил,
И сбиров он нередко
Как молния разил;
Теперь, звуча, влачится
Он вслед за мертвецом:
Как слезы, кровь струится
Холодная по нем.
И в миг борьбы жестокой
Со смертью роковой
Он пояс свой широкий
Схватил другой рукой;
Ремни его колета
Разрублены висят,
Два длинных пистолета
За поясом блестят.
Так спит он, охладелый,
Лесов угрюмый сын,
В кругу ватаги смелой,
Средь темных Апеннин!
Так с ним они печально
Идут в глуши лесной
Для чести погребальной.
Но вот кричат им: «Стой!»,
И наземь опустили
Носилки с мертвецом,
И дружно приступили
Рыть яму вшестером.
В воинственном уборе,
Как был он завсегда,
Без гроба, на просторе
Кладут его туда.
Засыпали землею…
«Прости, лихой собрат!»
И медленной стопою
Идут они назад.
Но чу! – сторожевого
Свисток раздался вдруг…
Ватага в лес – и снова
Безмолвно всё вокруг.
Стихотворение использовали в театрах, на его основе было создано несколько вариантов песен для пьес о разбойниках. А на волне мифов про Чуркина их подхватили и переделали в народе, возникла песня «На смерть атамана Чуркина»:
Среди лесов дремучих
Разбойнички идут,
В своих руках могучих
Товарища несут.
Припев:
Все тучки, тучки принависли,
С моря пал туман.
Скажи, о чем задумался,
Скажи, наш атаман.
Носилки не простые,
Из ружей сложены,
А поперек стальные
Мечи положены.
На них лежал сраженный
Сам Чуркин молодой,
Он весь окровавленный,
С разбитой головой…
Может показаться удивительным, откуда же в Подмосковье взялось море, и какими мечами фехтовали сельские пьяницы и воры? Разумеется, мечи перенеслись из оригинала, а море добавили для красоты. Песня понравилась людям, распространялась по России и, в свою очередь, немало способствовала популярности Чуркина. Она оставалась чисто народной, передавалась устно, и появлялось множество вариантов. Причем море и мечи оказались не самыми откровенными парадоксами. Появились версии, «два светлых револьвера за черепом блестят», «и вся его кольчуга изрублена кругом», «у ног товарищ верный в боях с ним – конь идет».
Буйно расплескавшаяся народная фантазия помещала Чуркина в совершенно разные эпохи, в разные места. Под Клином рассказывали, что он жил в XVIII веке, нападал на богатые кареты на тракте из Петербурга в Москву, показывали овраг, где он устраивал засады. А потом Екатерина II выслала войска, и в бою Чуркина зарубили саблей. На Волге ему стали приписывать дела местных разбойников, появились курганы и утесы, с которых Чуркин якобы кричал проплывающим судам: «Сарынь на кичку!». На Урале и в Сибири загуляли предания о пещерах, где скрывалась его банда. И конечно, атаман повсюду зарывал клады, желающих отыскать их хватало во все времена.
Песня понравилась кубанским, сибирским казакам, у них рождались свои варианты: «Среди лесов дремучих казаченьки идут…», мечи преображались в шашки или клинки, а Чуркин превращался из разбойничьего атамана в казачьего или в безымянного казака, погибшего в сражениях то с турками, то с немцами. Были и версии, где атамана прославляли: «Ты свой живот положил в Сибири за Царя!»:
…Придет пора – оценят
Заслуги пред Царем,
Разбойника звать станут
Сибирским казаком.
Как видим, Чуркин оказался близок самому Ермаку Тимофеевичу, чуть ли не его сподвижником. А в Гражданскую войну эти песни стали особенно популярными у красных. Про реального бандита никто уже не помнил. Забыли и газетного атамана, «расказненного» сообщниками. Но в песнях он был убит с оружием в руках, в бою! В нем стали видеть героя, борца с царизмом.
Петр Николаевич Краснов описывал: в 1918 году Новочеркасск заняли казаки, принявшие сторону большевиков. Их командир Голубов провозгласил себя «красным атаманом», а песню про Чуркина сделал своим «гимном» [82]. Дмитрий Фурманов называет эту песню одной из самых любимых у чапаевцев [159]. Фигура разбойничьего атамана вообще пользовалась огромным уважением в красных войсках. Именем Чуркина называли партизанские отряды, полки. Был даже бронепоезд «Атаман Чуркин», действовал на фронтах Гражданской войны, отличился при взятии Крыма вместе с бронепоездами «Стенька Разин», «Емельян Пугачев», «Октябрьская Революция» и др. Мог ли ожидать издатель «Московского листка» Пастухов, что порожденный им мыльный пузырь достигнет таких размеров? И мог ли представить весьма заурядный преступник Василий Чуркин, что его ожидает столь громкая посмертная слава?
Песня о нем использовалась и для дальнейших переделок. В частности, когда погиб Чапаев, слова переиначили, и на носилках вместо Чуркина очутился сам Василий Иванович:
Среди песков сыпучих
Чапаевцы идут.
В своих руках могучих
Чапаева несут…
Общая известность делала песню удобной для хорового исполнения, и на ее основе сочинялись красноармейские марши. Например, один из них звучал так:
Среди лесов дремучих
Красные идут,
В своих руках могучих
Оружие несут.
Все пушки, пушки грохотали,
Стрелял наш целый взвод,
А банды белых отступали,
А взвод наш шел вперед.
Бандиты все поразбежались
И скрылись за туман,
Один из них попался,
Сам грозный атаман.
«Скажи, беляк проклятый,
Сколько душ ты загубил?
Скажи, про то все знают,
Как мужиков ты бил» …
Наконец, разномастные самодеятельные переделки более-менее профессионально подшлифовал композитор Павел Семенович
