Мятежники Звёздного острова - Дмитрий Овсянников
— Неужто Ихо-де-Леон? Ты воевал под его знаменами?
По толпе пронесся вздох изумления. О первом маршале королевства ходили легенды. Все солдаты и рыцари называли его не иначе как отцом, истории о его победах, отваге и остроумии переходили из уст в уста. Люди свято верили в неуязвимость маршала для оружия. Ихо-де-Леон, Сын Льва — почетное прозвище, данное народом, было известно больше, чем подлинное имя полководца. Маршала по праву называли вторым Сидом, и весть о кончине престарелого героя повергла Остров в многодневный траур. Сейчас к оружию звал рыцарь Ихо-де-Леона!
— Истинно так. Я кабальеро дон Карлос де Альварадо. Я сказал свое слово. Решайте!
Старейшины переглянулись между собой.
— Мы примем решение, сеньор! — сказал один из них, начальник гильдии виноделов. — Ожидай.
Старейшины спустились с помоста и ушли в толпу — каждому предстояло выслушать своих людей.
* * *
Дон Карлос остался один. Он вынул из-за пазухи брусок и от нечего делать принялся править лезвие меча, и без того довольно острое.
— А ты все не навоюешься. — Вальехо уселся рядом, протягивая дону Карлосу кожаную флягу с вином. Тот пригубил.
— А что еще мне делать? Я не вижу иного прока от своей жизни. Дворянин, солдат, рыцарь, снова солдат и снова рыцарь пополам с грахеро. Что дальше? Тосковать о том, чего нет, и пьянствовать на досуге? Но мне не удовольствоваться этим. Я умею только воевать, другого дела мне просто не дано. И я с радостью обнажу меч сам, не по приказу сверху ради безразличных мне господ. Я сражаюсь не во имя, но наперекор.
— По мне — это самоубийство!
— Эти люди обречены. Но и самая негодная жизнь стоит того, чтобы продать ее подороже!
Вот послушай меня, грахеро. Представь себе: в поле пасется могучий бык-торо с парой острых рогов на голове. Его конец известен — люди убьют его, набьют его мускулами его же кишки, чтобы на досуге закусить колбасой «Пламя Юга». Бык не волен изменить такую участь.
— Это ясно, — согласился Вальехо.
— Но бык волен выбрать то, что случится прежде. Смирного торо отправят на бойню. Он быстро и безропотно отведает мясницкого топора, так и не осознав силы и буйства, отпущенного ему природой. Но другой, наделенный боевым нравом и проявивший его, умрет в бою, успев постоять за себя напоследок. Он еще нагонит страху на толпу зевак, опрокинет боевого коня и достанет рогами разнаряженного сеньора с пикой! И толпа будет рукоплескать ему! Таких быков называют отважными, торо браво. Те, что мнили себя хозяевами, окажут быку почет как равному. Даже животное может встретить неминуемое достойно. Отчего люди должны отказывать себе в том же?
— Бык может проявить силу, помогая хозяину.
— Да, но прежде его оскопят, превратив в вола. Хозяевам не по нутру своевольное имущество, им претит сама мысль об этом. От участи вола люди уже отказались.
— Скоро увидим, — вздохнул Вальехо.
— От участи имущества следует отказываться! — с жаром произнес идальго. — Тем яростнее, чем сильнее навязывают ее те, что возомнили себя хозяевами! К чему сословные различия, запреты на имущество, пищу, одежду? Деление на благородных и подлых от рождения? Имеющие власть стремятся подавить волю тех, что оказались ниже! И смеют подавать это как должное, даже как благо!
— Ушам не верю! — усмехнулся старый солдат. — Дворянин против сословных привилегий?
— Мне противна ложь, что застилает глаза целому народу. Дворяне считаются лучшими, достойнейшими людьми королевства. Вот только кого считает достойнейшими наш государь…
— Кого же?
— Преданных лично ему. Так и выходит, что дворянство получают генуэзские наемники, прибрежные корсары и прочие мерзавцы, вовремя признавшие главенство короны. Они и теперь не изменили своих низменных нравов, но набрались спеси. Сейчас дворянство можно даже купить. Хватило бы золота — и это позволят и язычнику-мавру. Молниеносный поощряет свою знать и потакает ей во всем, что не вредит ему напрямую. Старые семьи идальго королю как кость в горле — те помнят, как он получил корону. И король избавляется от неугодных. Во время войны на Материке он пустил на убой свою Сотню — ту самую, из которой посчастливилось выпасть мне, — а затем набрал новую, из своих людей. После войны не просто разрешил, а вменил в обязанность офицерам дуэли в армии, якобы для поддержания боевого духа. Он рассчитывает, что офицеры-идальго в скором времени перебьют друг друга.
— Поэтому ты отказался от военной службы?
— Так точно.
— И поэтому решил стать грахеро?
— Что дворянин, что крестьянин — сейчас всем приходится солоно. Только дворяне осознают, что так быть не должно. И они привыкли защищать себя с оружием в руках. Наше королевство не примет вызов от одного рыцаря, даже от десяти — хотя бы они перешвыряли в его подлое лицо все свои перчатки! Однако с целым городом придется считаться даже королю. Еще три дня назад я думал, что подобное невозможно, но сейчас сама судьба дает мне в руки эспаду, подходящую для схватки с королевством!
— А ведь эта эспада заточена с двух концов[6]. Горожане могут согласиться с тобой или отказаться. А могут схватить тебя и выдать людям короля как зачинщика бунта.
— Это вряд ли, — прищурился дон Карлос.
К полудню поднялось солнце, начало припекать.
— Ты не слышал о герцоге Оливаресе? — спросил Пабло.
Идальго кивнул в ответ.
— Герцог из старого дворянства. Его владения лежат между Северным и Восточным уделами. Он в близком родстве с Молниеносным, но тот избегает даже упоминать его. Я слышал речи сторонников герцога — они рассуждают так же, как ты.
— Да, мне известно о герцоге, — подтвердил идальго. — Он себе на уме и не пляшет под королевскую дудку — тем и не угоден двору. Весной я встретился с посланцами герцога, они предлагали мне службу. Что задумал герцог — мне неизвестно. Но Оливарес далеко. Мы же здесь.
В это время к помосту приблизились старейшины. С ними вместе — капитан Эрнандес в сопровождении альгвазилов и несколько священников с падре Бенедиктом во главе. Вокруг снова собралась разошедшаяся толпа.
— Дон Карлос де Альварадо! — торжественно произнес падре. — Подтвердишь ли ты перед лицом Господа нашего и народом
