Собрание произведений в 2 томах. Том II (изд. 3-е) - Леонид Львович Аронзон
потому что это ёж.
3
Вот матрац пасётся в дебрях,
не матрац пасётся —
зебра.
4
За решёткой — не на воле —
ходит дерево живое!
Тоже скажешь! Сам ты пень,
то не дерево — олень!
5
На песке, грозя потопом,
волны лижут чью-то жопу.
Не клади в штаны со страха, —
то ж не жопа — черепаха!
〈Ноябрь 1965〉
347. Колечко
1
Тётя Нюра пила политуру,
а на дне бутылки,
не достать и вилкой,
лежала тётя Маша,
кушая кашу
и запивая её политурой,
потому что она была дурой,
а вовсе не тётей Глашей.
2
Однажды в тёплой ванне
нашли мы тётю Аню,
а рядом с тётей Аней
резвился дядя Ваня
на розовом диване,
а рядом с дядей Ваней
валялись тёти Тани,
а на тётях Танях
стояли финские сани,
на которых сидел Миша.
3
Рядом с магазином
стояла тётя Зина,
у тёти Зины
была в руках корзина,
а в корзине
тёти Зины
лежали апельсины,
завёрнутые в резину,
а рядом на дрезине
каталися грузины,
у каждого грузина
в руке была корзина,
а в каждой корзине
стояла тётя Зина
рядом с магазином
и лузгала семечки.
28 января 1966
3. Из писем
348. А. Б. Альтшулеру. 〈3 ноября 1966〉
Альтшулер, подари мне ключ от песнопений, песнопений, в которых ты — осёл и гений, и даже Аронзон чуть-чуть, ты запер рифмами на ключ полублистательные строфы, где всё, как после катастрофы, красиво, если внесть свечу, но, видно, перетасовал Господь-Творец, тебя лепивший, в главе твоей ветвятся кишки, а мозги производят кал, как чудоумно ты сказал, что ждёшь меня «в гостИ» — не в гости, моей души холодный зал желает слышать постук трости, которой удлинишь ты длань, ту, что «в гостИ» мне написала, твои стихи, Альтшулер, — лань после желудка каннибала. Явись, Альтшулер, в соболях, с Галиной вечно моложавой, где ждёт тебя чужая слава, но твой законный особняк. Я рад, что время нас свело, что мы не разминулись веком, и наше общее стило по каплям выкапало реку. Альтшулер, как тебе в снегу, в мелу, в селу, в полу, в полку вольнонаёмным лейтенантом с таким изогнутым талантом? Надеюсь скоро прочитать рыданья около плеча. Прощай, Альтшулер, моя свеча.
Лы. Аронзон
349. А. Б. Альтшулеру. 〈6 декабря 1966〉
Альтшулер, как быстроглазая твоя? шалунья, ветреница, дуня, Альт-шулер, как твоя семья: колдун и юная колдунья? Как обольстительно мила, как в сердце входит, как игла! Альтшулер, ты зачем не умер, зачем обрёк ты на оброк своё столь милое безумье? Альтшулер — дьявол и игрок! Там ночи длинны, многодетством украшено лицо якутки, ты плечи ласточки укутай: она была твоей невестой. Не перепутайте друг друга: супруг — есть ты, она ж — супруга, и потому её живот отяготить обязан плод, но ни за что — наоборот (в том смысле, что не твой живот). Пока писал, звонил мне Гриша, у них теперь есть телефон, что от тебя, — спросил он, — слышно? Что слышно в мире, Агафон? Когда приедешь, чтобы двойней утешить оба наши глаза, и даже если ты покойник, вернуться всё равно обязан. Откликнись на моё Ау! письмом красивым, как аул. Не слушай страшных ты наветов и ухо обрати вовнутрь: не будет места там говну, внутри тебя сплошное лето; нет, ты нам должен возвратить свою унылость, речь, улыбки, исправь скорей свою ошибку!
Как будто ухо простудилось, заткни его огромной ваткой: исправь скорее опечатку!
Вот первый из венка сонетов, что я на холмик твой накину, храни его от папы к сыну, хоть не блистательны куплеты.
Увы, скончавшись, сразу умер,
его на кладбище свезли
и, чтоб не вылез из земли,
на камне выбили: «Альтшулер».
Тот день уныл был и слезлив,
покойник вовсе обезумел:
в соседний гроб, где был уж студень,
он перебрался, щель пробив.
Сняв с тела бренного костюм,
могильны черви не алкали
пожрать сей искажённый ум.
Вдова усопнувшего, Галя,
не зная, что проделал милый,
рыдала над пустой могилой.
Заткни уши, говорю тебе. Костёр, летящий вдоль Аляски, как некий
P. S. Гале.
Хочу я пить нектар твоей улыбки,
хочу пчелою быть над чашечкою рта,
хочу обнять твой стан, твой почерк гибкий,
зачем от нас умчалась красота?
К красотам севера явилось пополненье,
удвоила ты севера красу.
Трещат огнём высокие поленья.
А где костёр? — В душе или в лесу?
Й. Ы. Аронзон
350. А. Б. Альтшулеру. 〈Лето 1967〉
Писать ты должен мне теперь на адрес:
Ленинград, ул. Воинова, д. 22/2, кв. 12.
Эпоха дружеских посланий в столетье нашем не модна, но воскресает старина, когда, Альтшулер, ты не с нами. Всё старый дождик здесь идёт и молодого света мало, ах, без тебя, как перед балом, весенних дней пустые залы пусты, как утренний живот. Лежу я задом наперёд внутри красивых непогод и всё шучу, смущая горе, о том, что нет тебя со мной: Альтшулер, Саша, Шура, Боря, ты и небесный и земной, и дождевой ты и навозный, я без тебя как не живу, перстами обрывая розу надежд на вечный рандеву… Когда я медленно стою, топча угрюмые пейзажи, — о чём ты с Галей, Верой, Машей ночное делаешь тю-тю? Что яйца резвые твои? Что твой мизинец в стойке «смирно!»?
Твоё письмо ко мне, как ширма, на коей змей и соловьи, и до беременности сытый сидит японец на ногах и, свой почёсывая пах, гадает, что за ширмой скрыто. Так что же скрыто там, Борис? Ответь, мой милый, без утайки.
Отвесь мои поклоны Гале,
