Собрание произведений в 2 томах. Том II (изд. 3-е) - Леонид Львович Аронзон
Видел кто-либо когда-то
жопу бородатую?
Отвечают дети глупо:
«То не жопа — рожа Юппа!»
〈1966?〉
312
Когда б я был Гаврилой зван,
а папа был бы мой Роман,
то я в сердцах подумав: Хер с ним!
Альтшулеру отдал бы перстень!
—
Разночтение:
То я б в сердцах подумал — Хер с ним!
И Аронзону б отдал перстень.
〈Декабрь? 1966〉
313. Подношение супруге
Вам в праздник навсегда даря
не шубу, не блокнот, не люстру,
не утварь пышную дворян,
нет, и не розу января, —
глядя на Вас с тем самым чувством,
когда всё, что без Вас, то зря, —
шедевр михновского искусства
преподношу, рублём соря…
31–1 1966–1967
314. Ёж № 1
«А у Ежа-то хуй моржа!» —
сказала Мышка, вся дрожа.
Мораль последует такая:
находят то же, что теряют.
А может быть ещё мораль:
и Ёж — хорош, и Мышку жаль.
Ещё мораль, уже стихами:
знай, с кем меняешься хуями.
Мораль: хоть с кем пари держу,
Ежу дала, но не дала Моржу.
Ежу-то что? А Мышке бы — хана!
когда б тот Ёж обворовал Слона.
и т. д.
〈Начало 1967〉
315. Басня
Ёж трусоват был, с заячьей душой.
Ежу приснился сон,
и до того большой,
что в сон вместился Слон,
и Ёж нечаянно, со сна
кольнул Слона.
Кольнул и осмелел —
все в сновиденьях смелы! —
де Слон тот крупнотел,
но в деле — мелок,
мол, стоило б Слону, не заносился чтобы,
укоротить до носа хобот…
Наутро был уволен Ёж
по сокращенью штатов.
Что, совпаденье? — Нет. — Так что ж?
А очень просто:
Слон был телепатом.
.
Спор длится до сих пор:
что телепатия — явленье или вздор?
Те, у кого к ней не лежит душа,
сходите в лес, спросите у Ежа.
〈Начало 1967〉
316
〈1〉
Какие чудные цветы,
почти тюльпаны!
какие зрелые мечты
почти что без обману.
Играй, плешивый музыкант,
пляши, цыганка,
я пропиваю свой талант,
ещё полбанки, официант,
ещё полбанки!
Как пахнут розы на ветру? —
всегда цветами,
как будто завтра я умру,
но как-то очень тайно,
как будто здесь из-за угла
в себя я целю выстрел,
и Моцарт реквием спешит
закончить быстро…
Играй, плешивый музыкант,
пляши, цыганка,
я пропиваю свой талант,
ещё полбанки, официант,
ещё полбанки.
〈2〉
Увяли длинные цветы
там, на верху блаженства,
увяли дети красоты
светло, по-женски.
И потому всю ночь в груди
тоски печаль гнездится,
открою клетку я, лети,
печали птица.
Я от любви к цветам дебил,
я к ним привязан очень,
я всех на свете разлюбил
за вас, цветочки.
Измучен Пруст был, как Тантал,
от астмы духа,
он прожил в славе и цветах,
но их не нюхал.
И потому всю ночь в груди
тоски печаль гнездится,
открою клетку я, лети,
печали птица!
〈Февраль 1967〉
317
Бонжур, мосье. Мерси, мосье. Вино,
что пили мы, всю ночь я ссал в окно.
После беседы вы, подопьянев,
вдруг возжелали мяса местных дев.
Пока я был фонтаном «Мальчик пис…»[4],
вы девушку ласкали сверху вниз.
Вы изливались так, я — по-иному,
прекрасно то, что выпили вино мы.
Мерси, мосье, за «Мерседес», на которой я сумел написать
На небе молодые небеса,
и небом полон пруд, и куст склонился к небу,
как счастливо опять спуститься в сад,
доселе никогда в котором не был,
напротив звёзд, лицом к небытию,
обняв себя, я медленно стою.
Л. А.
〈Июль 1967〉
318
Невысокое солнце над Биржей
о парадности северной лжёт.
Лошадь шла, видя только булыжник
и подруги прошедшей помёт.
Подчинясь петербуржской привычке,
вся бледна, одинока лицом,
и как лошадь была неприлична,
а не то чтобы зваться конём.
Катафалк ехал следом за нею,
на резиновых шинах катясь,
а я рядом шагал по панели,
оступаясь в дорожную грязь.
Однобокая двигалась лошадь,
на телеге стоял катафалк,
растянув бесконечные вожжи,
с двух сторон её кучер шагал.
Что везла эта бедная кляча?
Я, догнав её, в гроб заглянул:
и, от ужаса медленно плача,
перед всем ощутил я вину:
там лежала такая же лошадь,
только больше, чем эта, мертва,
и я, видом её огорошась,
на ногах удержался едва.
Бедной гнить на забытом погосте,
не вертеть за собой колесо.
Лошадь, если б когда-нибудь в гости
вам свернуть бы ко мне на часок,
я позвал бы Альтшулера к чаю
повальсировать с вами танго,
и Альтшулер бы, глуп и печален,
спел бы хором для нас «Иго-го!»
〈1967〉
