Жуков. Танец победителя - Сергей Егорович Михеенков
2
Директивы, уходящие в округа, а там растекающиеся по штабам армий, корпусов и дивизий в виде конкретных приказов, к сожалению, катастрофически опаздывали. Командирам частей практически приходилось принимать решения, исходя из той обстановки, которую они либо наблюдали в бинокль, либо действовали на свой страх и риск, оказавшись лицом к лицу с атакующим противником. Так, в первые сутки воевали многие, кто не был сразу же разбит, смят, захвачен врасплох и пленён. Многие отходили, самовольно оставив позиции, тяжёлое вооружение, тыловое имущество, склады. Некоторые из них в сумбуре и ярости первых неудач были вскоре расстреляны работниками НКВД, поспешно и зачастую несправедливо.
Катастрофу первых дней усугубляло ещё и то, что из вышестоящих штабов в войска шли два потока документов на исполнение. Первые, порой подспудно, требовали повышения бдительности, усиления работы всех служб. Они более соответствовали реальной обстановке и настраивали войска быть готовыми в любой момент занять окопы и открыть огонь на поражение любого противника, появившегося в секторе обстрела. Другой поток – сдерживающий – «не поддаваться на провокации» и «не провоцировать самим».
Вернувшись от Сталина в Генштаб, Жуков собрал своих подчинённых, коротко обсудил с ними обстановку и приказал до особого распоряжения не покидать рабочих мест. В Генштабе понимали, что поздно, слишком поздно ушла в округа директива к действиям. Пока получат, пока отдадут распоряжения, трансформируя документ центра в конкретные приказы и распоряжения соединениям и частям, пока поднимут бойцов, пока те выдвинутся в районы сосредоточения и займут свои окопы… Это же не роту развернуть и приготовить к бою.
Генералы Анисов, Василевский, Ватутин всегда были рядом.
Жуков ещё раз переспросил Ватутина, все ли округа и флоты подтвердили получение директивы. Ватутин подтвердил: все. Но и тот и другой понимали: если немцы атакуют в утренний час, как о том сообщили перебежчики, наши войска не успеют даже выдвинуться в заданные районы. В лучшем случае будут подняты по тревоге и будут находиться в пути; в худшем – они попадут под огонь в казармах.
На рассвете 22 июня, словно пули в окна осаждённого дома, в Генштаб с разных участков западных фронтов полетели тревожные сообщения.
В 3 часа 07 минут – с командного пункта Черноморского флота: со стороны моря приближается большое количество неизвестных самолётов.
В 3 часа 30 минут – из штаба Западного Особого военного округа: генерал Климовских сообщил о бомбардировке немецкой авиацией белорусских городов.
В 3 часа 35 минут – из штаба КОВО: налёты немецких самолётов на города Украины.
В 3 часа 40 минут – командующий войсками Прибалтийского военного округа доложил: авиация противника бомбит Каунас и другие прибалтийские города.
Первый звонок имел следующие последствия. Командующий Черноморским флотом вице-адмирал Ф. С. Октябрьский[79] доложил о приближении к району базирования кораблей большой группы самолётов противника. Воздушные цели обнаружила радиолокационная система крейсера «Молотов». Тут же на кораблях объявили тревогу. Боевые расчёты зенитных установок заняли свои места. Но как стрелять? Накануне и из Москвы, и из штаба округа поступило столько бумаг, напоминающих командирам об ответственности за действия, которыми противник может воспользоваться с целью эскалации боевых действий…
Доложив о самолётах, прямым курсом идущих к базе кораблей флота, Октябрьский сказал:
– Жду указаний.
Жуков, словно пытаясь оттянуть неизбежное, осторожно спросил:
– Ваше решение?
– Решение одно: встретить самолёты противника огнём противовоздушной обороны флота.
– Действуйте, – сказал Жуков. – И доложите своему наркому.
– Есть действовать!
Авианалёт был успешно отбит корабельной зенитной артиллерией. Авиация Черноморского флота в тот же день нанесла ответные удары по румынским городам Констанце, Плоешти и Сулину.
Но единичные эпизоды удачных боёв, когда немцы и их союзники нарывались на заранее подготовленную оборону, значительно не повлияли на общий ход первых дней войны.
3
Для Красной армии всё складывалось по худшему варианту. Согласно журналу посещений кремлёвского кабинета, 22 июня Жуков был у Сталина дважды. Утром с 5.45 до 8.30 вместе с Тимошенко, Молотовым, Берией и Мехлисом. И после полудня с 14.00 до 16.00. Вторая встреча происходила после выступления по радио наркома иностранных дел Молотова и касалась положения на фронте. В совещании приняли участие также Шапошников, Тимошенко и Ватутин.
На рассвете, когда поступили первые доклады о вторжении, Жуков созвонился с Тимошенко. Тот коротко сказал:
– Звони Сталину. А я пока переговорю с Кирпоносом.
Телефон Сталина долго не отвечал. Наконец на том конце провода послышался сонный голос начальника управления охраны генерала Власика:
– Кто говорит?
– Начальник Генштаба Жуков. Прошу срочно соединить меня с товарищем Сталиным.
– Что?! Сейчас?! Товарищ Сталин спит.
Ещё не было и четырёх утра.
– Будите немедля! Немцы бомбят наши города! Началась война!
Трубка молчала. Молчание длилось несколько мгновений.
– Подождите.
Минуты через три трубку взял Сталин. Жуков доложил и сказал:
– Разрешите начать ответные боевые действия?
Сталин молчал.
– Вы меня поняли, товарищ Сталин?
И снова молчание.
– Какие будут указания? – настойчиво спросил Жуков.
– Где нарком? – будто очнувшись, спросил Сталин.
– Говорит по ВЧ с Киевским округом.
– Приезжайте с Тимошенко в Кремль. Скажите Поскрёбышеву, чтобы он вызвал всех членов Политбюро.
Пока собирался, позвонил адмирал Октябрьский:
– Вражеский налёт отбит. Попытка удара по нашим кораблям сорвана. Но в городе есть разрушения. Наблюдаю пожары.
Только положил трубку, позвонили из штаба Западного, потом Прибалтийского военных округов: боевые действия шли на сухопутных участках – немцы атакуют крупными силами.
Когда Жуков и Тимошенко прибыли в Кремль, было уже около пяти утра. Члены Политбюро собрались в кабинете Сталина. Спустя некоторое время пригласили и их.
Сталин сидел за столом и держал в руке набитую табаком трубку. Он был бледен.
Тимошенко доложил первым. Жуков вкратце повторил донесения, поступившие из округов.
Сталин поднял тяжёлый взгляд, в глазах было недоумение.
– Не провокация ли это немецких генералов?
В «Воспоминаниях и размышлениях» Жуков так и воспроизвёл этот недоумённый вопрос Сталина: «Не провокация ли это немецких генералов?» Снова о немецких генералах… Сталин как будто цитировал письмо Гитлера.
И тут, как вспоминал Жуков, голос подал Тимошенко:
– Немцы бомбят наши города на Украине, в Белоруссии и Прибалтике. Какая же это провокация…
Дальше произошло следующее.
– Если нужно организовать провокацию, – сказал Сталин, – то немецкие генералы бомбят свои города…
Все молчали. Тимошенко и Жуков тоже. Но они понимали, что Сталин не выговорился и терпеливо ждали.
– Гитлер наверняка не знает
