Михаил Горбачев: «Главное — нАчать» - Леонид Васильевич Никитинский
Словарь Collins в первой десятке слов 2022 года назвал «Vibe shift», что означает заметное изменение культурной парадигмы того или иного общества. Дословно «Vibe» — вибрация. Давайте возьмем на вооружение это новое слово «вайб» — оно очень точно отражает именно тот резонанс, в который в ответ на слово-Событие входят значительные группы людей и даже «массы».
Тираж «Комсомольской правды», где в 1989 году я уже не застал никакой политической цензуры, достигал 22 млн экземпляров — почти по газете на каждые 10 жителей страны. После первой большой публикации в «Комсомолке» в августе 1989 года я оказался «чемпионом обратной связи»: письма читателей (в то время они заменяли нынешний отклики в социальных сетях) мне носили мешками. Очерк назывался «Я приговорил…»: отец изнасилованной и убитой девочки изо дня в день ходил в суд, куда устроился истопником, на процесс, где убийцы со скамьи подсудимых еще и смеялись над ним. Наконец судья провозгласил приговор: 10 лет лишения свободы — а ничего иного он сделать и не мог, по закону это был максимум для совершивших преступление в возрасте до 18 лет.
В этот момент отец встал со скамьи и выстрелил в главаря из самодельного пистолета. И не попал, хотя занимался спортивной стрельбой и был чуть ли не мастером спорта (сходный сюжет лег в основу фильма «Ворошиловский стрелок»). В СИЗО, где мне дали возможность встретиться с отцом, я задал ему вопрос: «Как же вы не попали?». Его ответ был: «Я не думал, что так трудно стрелять в человека». Это и стало темой очерка, в заключительной части которого я предлагал отменить в СССР смертную казнь.
В девяти письмах из десяти, которые прислали благодарные читатели, содержались проклятья, а иногда пожелание, чтобы мою дочку тоже изнасиловали и убили. Вовсе не все тогда думали одинаково, и в тех же читательских письмах в 1989 году поддержка Горбачева стремительно смещалась в сторону проклятий в его адрес и поддержки его главного оппонента — Ельцина.
«Смена вайба» не про единомыслие, скорее, наоборот. Все торопятся что-то предложить, каждый убежден, что он-то знает, КАК НАДО, и отстаивает это с пеной у рта. Демократия наделяет каждого властью — по крайней мере за кого-то или за что-то проголосовать — а следовательно, и знанием. Пусть эта власть-знание почти иллюзорна, но массовое сознание раскаляется до состояния плазмы. Вместе со старой властью исчезли прежние диспозитивы — как подпертый ею, так и отталкивавшийся от нее как от чего-то твердого. Стремительное возникновение идей (далеко не всегда удачных) даже не позволяет отвердевать верованиям, люди оказываются более чем слепы: сломанное программное обеспечение проецирует «глюки», массы жаждут простых решений, становятся внушаемы и готовы идти за тем, кто такое решение предложит, как крысы за крысоловом с его дудочкой.
На все проблемы, а в экономике — конкретно в магазинах — их возникало все больше, Горбачев отвечал расширением гласности, которая в каком-то смысле заменяла людям колбасу (ради такого можно и потерпеть). В какой-то момент непереводимая, потому что слишком расплывчатая, гласность обернулась сначала стихийно, а затем и институционально представленной публичностью.
«Вайб», заставлявший тысячи людей входить в резонанс и выходить на площади Москвы и других крупных городов, означал именно и только публичность. Мы думали, что думаем одинаково, и это создавало чувство коллективной эйфории — очень скоро окажется, что это было не так. Общим было, цитируя Виктора Цоя, только настроение: «Перемен требуют наши сердца».
Единство этих сотен тысяч обманчиво, это выяснится очень скоро
18 февраля 1990
[Архив Горбачев-Фонда]
Весь путь, проделанный Горбачевым, может быть представлен как сначала постепенный, а затем обвальный переход от кулуарной политики к публичной. Дискуссия в газетах между сторонниками и противниками Нины Андреевой уже была публичной политикой. Расширять гласность дальше было некуда, требовалось другое слово-Событие, открывающее следующую дверь в процессе перестройки. Это слово сначала было робко произнесено Горбачевым как «демократизация»: «демократия» не существовала в СССР без прилагательных и звучала еще слишком «буржуазно», а «социалистическая» — уже просто смешно. Тут же откуда-то явилось слово «плюрализм», которого до 1988 года вроде и не было. Сначала возник «плюрализм мнений», но и это была настоящая революция: так получалось, что мнение партии уже не является, как прежде, единственно возможным, а марксизм-ленинизм — страшно подумать! — единственно верным и всесильным учением.
Было разрешено исповедовать разные взгляды и формировать разные позиции, а из этого с неизбежностью вытекала необходимость новых институтов — представительных. Неизбежным (контингентным) стало решение не о том, какими будут новые органы власти, а о проведении демократических выборов в некий представительный орган: парламент — от французского «parler», что означает просто-напросто «говорить».
Глава 18
Советская говорильня (1989)
Партконференция в прямом эфире
Сдвинувшись «влево» (по советской классификации) после письма Нины Андреевой, Горбачев пошел еще дальше на XIX партийной конференции, состоявшейся в июне 1988 года. Этому предшествовали три его встречи с секретарями обкомов КПСС в Москве, прошедшие в апреле, когда эхо публикации в «Советской России» еще не затихло. Горбачев призывал секретарей высказываться честно, и некоторые из них так и делали:
«Статья понравилась, — сказал первый секретарь Свердловского обкома КПСС Юрий Петров. — То, что в ней написано, совпадает с тем, что в трудовых коллективах говорят, особенно кадровые рабочие: тот ли социализм строим? Может быть, вообще не социализм строим?»
А вот как Горбачев цитирует собственные ответы на эти возражения: «Сталин совершил преступление. Для вас скажу: миллион партийных активистов расстрелян, три миллиона отправлены в лагеря. И это не считая коллективизации, которая затронула еще миллионы. Нина Андреева, если пойти по ее логике, зовет нас к новому 1937 году. Вы, члены ЦК, этого хотите? За социализм? Да! Но за какой? Такой, как при Сталине, нам не нужен».
Начало XIX партийной конференции года было обескураживающим: делегаты впервые не встали, когда члены Политбюро во главе с Горбачевым вошли в зал. Во время доклада Горбачева зал аплодировал совсем не в тех местах, где ему бы того хотелось. Продолжительными овациями были встречены лишь слова о том, что появление оппозиционных партий недопустимо, «злоупотребления демократизацией идут вразрез с интересами народа», а «без направляющей роли партии задач перестройки не решить».
В перерыве XIX партконференции. От прежнего единогласия не осталось следа
1988
[Архив Горбачев-Фонда]
Между тем в докладе Горбачев объявил курс на реформу политической власти и отделение
