Зодчий. Книга IV - Юрий Александрович Погуляй
Увы, мечты остаются мечтами. Ночью в дверь ко мне постучали. Черномор немедленно сообщил мне о госте, и я вышел встречать визитёра.
На крыльце стояла Скоробогатова. Увидев меня, она протянула пакет. В глазах девушки плескалась неприкрытая боль. Я разглядел во тьме замершего на тропинке Нямко, которое даже не ворчало в сторону посетительницы. Оно будто почувствовало страдания Светланы.
— Простите, Миша… Простите меня за сегодня. Я… Всё в тумане, Миша. Я никогда бы выстрелила, клянусь. Можно войти?
Я посторонился, пропуская девушку к себе и принимая пакет. В котором слепки с сознания Подольского были сложены будто бы свежие яблоки.
— Миша. Я понимаю, как всё это выглядит. И понимаю, что Паулина не поймёт. Я не хочу вставать между нами. Но сегодня оставаться одна… Не хочу. Я вообще не хочу оставаться одна.
Она шагнула ко мне, всхлипнув.
— Не прогоняйте меня, пожалуйста.
Я молчал.
— Я здесь не по воле отца… — содрогнулась девушка. — Но по своему желанию.
Видимо, любопытство Светланы заставило посмотреть слепки Конычева. Я медленно закрыл за графиней дверь.
Глава 27
В ту ночь я совсем не выспался. Полночи Светлана плакала и делилась обидой на отца, который превратил девушку в разменную монету. Причём графиня понимала роль, которую играет для рода, но план Павла Павловича выбил почву из-под её ног. Одно дело читать в исторических романах о том, как могущественные рода объединяются посредством выгодного брака, а другое дело — растратить единственную дочь, чтобы закрыть старую хотелку по никому не нужному куску земли.
— Он сошёл с ума? — спрашивала меня Светлана, а я лишь пожимал плечами, не давая никакого ответа. Тем более что тот ей и не был нужен вовсе. Девушка хотела выговориться, испытав предательство близкого человека. Очень знакомая история, поэтому я терпеливо слушал. По большей степени молча. Иногда лучше не вмешиваться в чужую исповедь. Мы пили горячий чай, закусывая завалявшимися в шкафу конфетами ассорти, и когда приблизился рассвет, я отвёл засыпающую девушку к себе в комнату и уложил её в кровать, а сам вернулся на кухню и устроился там прямо на полу, накрывшись пледом и положив себе под голову свёрнутую одежду. На гостей мои запасы постельного белья рассчитаны не были.
Неудобно, не спорю. Но могло оказаться куда неудобнее.
Однако, несмотря на всю тяжесть, эта ночь стала предвестником неожиданной передышки, которая позволила заняться делами, требовавшими моего внимания сами по себе. Смерть Подольского поставила многоточие в наших взаимоотношениях со Скоробогатовыми. Светлана домой не вернулась, поселившись в таун-хаусе Пановой. О прошедшей ночи мы не вспоминали, да и девушкам было совсем не скучно с Люцием и его загадками, в разрешении которых они так и не продвинулись. Ну и поговорить барышням было о чём. Прогресс социализации вечного продвигался медленно, и пока что красоткам удалось убедить Люция хотя бы одеваться при выходе из комнаты. Он обижался, но всё чаще и чаще не забывал это делать.
Отец Светы затаился, правильно считав сигнал разбитого о дерево помощника, и не отсвечивал. Я хотел заехать к нему самостоятельно, чтобы привезти официальный запрос по водителям «раджи», но потом решил, что игнорирование будет даже унизительнее, и полностью посвятил себя работе. Правда, от небольшой шалости удержаться всё-таки не смог.
И знаете что? Оказывается, столько всего можно успеть сделать, когда тебе никто не мешает! Я даже нашёл время, чтобы вплотную заняться формулами обшивки, которую использовали в вертолёте Его Императорского Величества и в материале стен башни Тринадцатого Отдела. Во время одного из налётов монстров на фронтир, огромная летающая жаба «совершенно случайно» оказалась сбита возле вотчины графа Орлова. Сбивало моё орудие с заряженной чарами кинетикой, и досадный промах, отбивший небольшой кусок камня со стены, я обещал загладить перед исследователями Скверны.
Обломок, правда, куда-то скоропостижно пропал, ну да за общей суетой никто и не заметил столь досадного факта. Зато мои исследования пошли вперёд с многообещающей скоростью. Дни летели за днём. Я полностью погрузился в дела Фронтира, обеспечивая выбранную стратегию развития. Нанятый Миклуха влился в нашу команду так гладко, будто бы всегда в ней и состоял. Быстро разобравшись с текущими делами и изучив мои запросы, он невероятно гармонично заменил выбывшую Паулину. Сама Князева медленно приходила в себя, и я два раза ездил в Петербург, чтобы навестить девушку. Та уже могла вставать с кровати и совершать небольшие прогулки, одновременно с этим возвращаясь к управлению трактиром. Как я это узнал? В один из вечеров ко мне заявилась работница Паулины и недвусмысленно предложила снять накопившееся напряжение. Мол, я обязан посвятить себя работе, и госпожа Князева уверяет, что Леночка сделает всё по высшему разряду, не отвлекая от дел и за счёт заведения.
— Госпожа сказала, что все мы должны обеспечить хорошую циркуляцию крови в вашей голове, — проворковала голубоглазая красотка. — Ваш ум должен быть занят свершениями, а не борьбе с гормонами. Если я не в вашем вкусе, то любая из нас с радостью меня заменит, но умоляю вас, ваше благородие, дайте мне шанс. Вы не пожалеете.
Гостья вдруг хитро улыбнулась, повернувшись так, чтобы была видна её затянутая в корсет грудь, и добавила:
— Госпожа так же просила передать, что Феофан Миклуха вряд ли закроет эти ваши потребности.
Разговор был поздно вечером, под полом возился Нямко, в деревнях внизу лаяли собаки, да едва слышно играла музыка из трактира.
— Мудрость госпожи Князевой меня восхищает, — ответил я визитёрше, которую часто видел в зале «Логова друга» и впустил девушку к себе. Потому как, чего уж говорить, для полноценной и эффективной работы голова мужчины должна оставаться ясной, желудок полным, а чресла пустыми.
Впрочем, я отвлёкся. Во время поездок в Петербург мне удалось разобраться с делами по патентам. Наконец-то закончилась история с документами на Фокус-Столбы, пошедшая в массовое использование по воле Его Императорского Величества. Ну и я запустил оформление второго, передав чуть изменённую схему орудийных башен, с внутренним арсеналом. Причём специально допустил в ней грубую неточность, чтобы Александр Сергеевич смог её найти, исправить и предложить