Зодчий. Книга IV - Юрий Александрович Погуляй

— Он об этом не узнает, — отхлебнул я из бутылки, не сводя взгляда с противника.

— Неужели? — безэмоционально сказал Подольский.

— Присядьте, Артём, — повторил я. — Не усложняйте.

И в этот момент он прыгнул в сторону, выхватывая из наплечной кобуры пистолет. В воздухе раздалось несколько щелчков, направленных на Якимова. Потом сдавленно ахнул Волгин, кому в грудь пришёлся удар Подольского. Мощь в атаке оказалась такой, что гвардеец отлетел к стене, и в доме что-то страшно хрустнуло. То ли бревно, то ли спина Волгина. Я рванул стол, направляя его в помощника графа, но тот окутался земляным аспектом, расколотив массивный снаряд в щепки. Якимов выстрелил, с визгом пуля ушла в сторону, срикошетив об броню Подольского. Это совсем не удивило и не расстроило гвардейца. Громыхнул второй выстрел, третий. После чего, не изменившись лицом, Якимов выхватил клинок и уклонился от размашистых ударов Артёма. Кулаки, напитанные аспектом, крушили всё, до чего могли дотянуться. С грохотом содрогнулась хижина, когда Подольский, промахнувшись, ударил по стене. Во все стороны полетели щепки.

Я оказался рядом с помощником графа, перехватив его руку. Наши аспекты схлестнулись, взгляд Подольского ничего не изображал. Холодный интерес. Он смотрел на меня так, словно читал инструкцию по пользованию электрическим чайником. Когда всё, вроде бы, известно, но мало ли вдруг попадётся необычная деталь.

— Не тратьте моё время и силы, Артём, — попросил я. Подольский молча ударил мне в грудь. Камни столкнулись друг о друга, высекая искры. Я в ответ ткнул ему кулаком в лицо, затем ещё, ещё. Помощник графа даже не дёрнулся, молча продолжая атаковать.

В недрах охотничьего домика раздавался стук бьющихся друг о друга камней. Зрелище не самое впечатляющее, но за эффектами надо обращаться к огневикам. Я бил, ожидая, когда ослабнет аспект Подольского, и экономно расходовал всё, что у меня было припасено. Волгин медленно поднялся с пола, взгляд у гвардейца был ошалевшим. Хорошо, что вообще сумел на ноги встать. Якимов застыл в боевой позе, выглядывая слабые места Подольского, но в драку не лез, не желаямне помешать.

— Где Света, Баженов? — вдруг пропыхтел Подольский между ударами. — Что ты с ней сделал⁈

Выражение его глаз изменилось, в нём проступила тревога. Запас магии был не бесконечным, да и силой рыбоглазый пользовался бездумно, держа постоянную оборону, а не поднимая щиты в момент удара. Надёжно, несомненно, но расход запредельный. Противник выливал свои резервы, а у меня же треснуло два амулета из восьми, и совсем не был задействован внутренний источник. Так что я врезал Подольскому в грудь ногой, сдвинув того на пару шагов. На полу остались глубокие царапины, но броню пробить не удалось. Ладно. Я провёл серию в корпус и голову, напитывая кулаки землёй в момент удара. Последняя атака, наконец-то, достигла цели. Помощник графа охнул, и его откинуло к двери. Подольский ударился, упал на колени, выхватил нож и метнул его в меня точным движением. Я отклонил клинок аспектом воздуха, и напитанное магией оружие с гудением пролетело мимо. От удара треснуло бревно, в которое по рукоять вошла смертоносная сталь.

— Света предела семью? — хрипло сказал Подольский, глядя на меня снизу вверх. — Да?

— Ты не понимаешь ситуации, Артём, — покачал я головой, наблюдая за противником. Пару сюрпризов тот ещё может подбросить, но сила его была в организации скверных дел, а не в прямом бою. — Вопросы здесь не ты будешь задавать. Ты наигрался, или ещё побоксируем? Пока просто тратишь время.

— Если бы я был готов, Баженов, ты бы кровью умылся… — сплюнул Подольский. — Подлая засада.

— Если бы, да кабы, — прервал его я. — Мы пришли к пониманию, или ждём сюрпризов?

— Чего тебе надо? — процедил он.

— Информация, Артём.

Рыбоглазый неожиданно улыбнулся, медленно распрямился. По лицу из рассечённой брови текла струйка крови.

— Я ничего не скажу тебе, юнец. Ты можешь разрезать меня не куски, но в ответ услышишь только мой хохот, — сказал Подольский. — Я дал Клятву!

— Я понимаю, Артём. И поэтому я подготовился. Но прежде…

Я смазал его по лицу кулаком, и от удара голова помощника графа мотнулась в сторону. Легче на сердце не стало, поэтому я врезал ещё раз, от души. Так, чтобы костяшки заболели. Чтобы почувствовать. Зубы скрипнули от поднимающейся ярости. Подольский устоял на ногах, улыбнулся разбитым ртом. Ещё один удар, под которым хрустнула челюсть рыбоглазого. Верный пёс Скоробогатова упал на колени.

— От Паулины… — тихо сказал я.

Он смотрел волком, но улыбался.

— Шлюхе шлюхино… — прошамкал Подольский, сплюнув выбитый зуб. Правый глаз стремительно заплывал. Я добавил ещё раз, для симметрии и бросил гвардейцам:

— Зафиксируйте его, господа.

Глядя, как Волгин и Якимов переворачивают окровавленного одарённого на живот, скручивают ему руки и ноги заговорённой проволокой, я отошёл в сторону. Всё это время Подольский смотрел на меня и мерзко хихикал. Собачья преданность. Клятва Роду есть клятва Роду.

Я вышел на крыльцо, вдохнув свежий воздух. Ярость не уходила, но изливать её целиком нельзя. Она должна греть, а не сжигать. Подав знак ждущему в лесу психоманту, я прислонился к поручню крыльца в ожидании Конычева. Когда тот прошёл мимо, то мы переглянулись, и он сдержано кивнул. Все инструкции у него уже были.

Вскоре из дома послышалось сдавленное мучительное мычание, которое перешло в стон невообразимой муки. Щадить Подольского я не собирался, он был приговорён ещё до того, как приехал. Воздух вокруг охотничьего домика будто бы загустел от страданий помощника графа.

Через пятнадцать минут всё стихло. Из дома послышались лёгкие шаги Конычева. Психомант вышел на крыльцо и принялся выкладывать слепки на широкий поручень рядом со мной. Содрав с себя чёрную маску, он подставил свежему воздуху мокрое от пота лицо. Я заметил, что рука его чуть дрожит.

— Там достаточно для высшей меры, — сухо произнёс Конычев. — Но есть и другие интересные моменты. Не желаете ли проделать нечто подобное с графом? Уверяю, там тоже будет на что посмотреть. Дам скидку.

— Мне следует об этом позаботиться? — ответил я вопросом на вопрос.

— Возможно. Он весьма дивная мразь, Михаил Иванович… — признался Конычев, а затем постучал по трём крайним слепкам пальцем. После чего вытащил маркер и пометил их галочками:

— Это особенно интересно