Книга 2. Война и мир Сталина, 1939–1953. Часть 2. «О дивный новый мир…», 1945–1953 - Андрей Константинович Сорокин
Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О посылке ноты советского правительства правительствам США, Англии и Франции с проектом основ мирного договора с Германией»
8 марта 1952
[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1614. Л. 102–107]
Постановление ЦК ВКП(б) «Об ответе на ноты правительств США, Англии и Франции по вопросу о мирном договоре с Германией» с приложением проекта ответа
9 апреля 1952
[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1616. Л. 131, 132–135. Правка серым карандашом — автограф И. В. Сталина]
Вслед за этой нотой развернется новый раунд «нотной войны», когда в течение марта — сентября 1952 г. четырежды состоится обмен нотами между правительствами СССР и западных держав. Сталин будет редактировать проекты нот, представлявшиеся МИД. Как и прежде, он не откажется от коллективного формата предварительных обсуждений, собирая для этого узкий круг ближайших соратников из числа членов Политбюро и «товарищей», отвечавших за соответствующие вопросы. В ходе этих заочных дебатов с западными «партнерами» в форме обмена нотами Сталин подтвердит «неотложность заключения мирного договора с Германией», целесообразность «принятия скорейших мер по объединению Германии и образованию общегерманского правительства». Советский вождь подчеркнет необходимость проведения свободных общегерманских выборов, исключая при этом «вмешательство Организации Объединенных Наций в германские дела» и настаивая на контроле над выборами со стороны Комиссии, образованной четырьмя державами, выполняющими контрольные функции в Германии. Готовность к проведению свободных выборов представляла собой серьезное изменение советской позиции относительно предшествующего времени.
До сих пор дебатируется вопрос о том, было ли предложение Сталина об объединении Германии искренним или это был маневр, предпринятый для того, чтобы, наоборот, воспрепятствовать общегерманской консолидации и включению ФРГ в западноевропейское и трансатлантическое сообщества[182]. Размышления эти, как представляется, следует вести в контексте анализа предшествующей политики Сталина по германскому вопросу, а она была довольно последовательной. Начиная с Постдамской конференции он не раз высказывался за создание объединенной нейтральной Германии, и этот подход оставался неизменным вне зависимости от складывавшейся политической конъюнктуры. Эта установка была неоднократно подтверждена, например, постановлением Политбюро от 13 июня 1946 г.: «Мы считаем, что Германия должна быть сохранена как единое демократическое и миролюбивое государство… мы стоим против расчленения Германии на отдельные „автономные“ государства, против отделения Рура или Рейнской области от Германии, ибо без угля и металла в этих районах Германия как самостоятельное демократическое государство не может быть сохранена». Создание единого германского правительства признавалось необходимой предпосылкой заключения мирного договора с Германией[183].
Поиск ответа на вопрос о причинах этой приверженности еще ждет своего анализа, тем более что ряд советских функционеров, как теперь становится известным, придерживался иного взгляда, считая более целесообразным курс именно на существование двух немецких государств[184]. К их числу принадлежал и не раз упоминавшийся на страницах этой книги Иван Майский, прямо высказывавшийся за раздробление Германии в своей записке Молотову в январе 1944 г. Повторимся: вероятно, идея объединенного, но нейтрального германского государства привлекала Сталина намного больше, чем его раздел и включение ресурсов западной промышленно развитой части (с ее военным потенциалом) в объединенные ресурсы западного блока. И, разумеется, искренность Сталина была политически мотивирована. Германия, занимая ключевое географическое положение в центре Европы, в своем нейтральном статусе становилась бы труднопреодолимой преградой на пути экспансии «западного блока» на восток. В не меньшей степени такой буфер препятствовал бы и советской вооруженной экспансии на запад. Судя по всему, создание пояса безопасности в виде нейтральных буферных государств не входило тогда в планы западных геостратегов, а Германии была отведена роль форпоста на новом «санитарном кордоне». Остается только гадать, насколько глубоко на Западе были отрефлексированы риски прямого соприкосновения двух формирующихся военных блоков. Особенно актуальной эта новая реальность становилась для государств, находившихся на передовых рубежах потенциальной линии боевого столкновения. Германия де-факто становилась бы театром военных действий в случае начала вооруженного конфликта. Судя по всему, рассматривая военное столкновение с Советским Союзом как реальное, именно Германию англо-саксонские союзники готовились принести в жертву первой в случае начала новой войны. А до того момента экономические ресурсы Западной Германии были призваны обслуживать коллективные интересы западного блока.
«Именно в настоящее время решается вопрос, будет ли восстановлена Германия как единое независимое государство, входящее в семью миролюбивых народов Европы, или вопрос о единстве Германии и о мирном договоре с германским государством будет отложен на неопределенно долгий срок», — резюмировал Сталин свое видение проблемы в одной из советских нот этого времени[185].
С момента падения Берлинской стены ответ на вопрос, который поставил тогда Сталин, известен, как известно и то, что к архитекторам германского единства советского вождя, кажется, не причислил пока никто. Не приходится сомневаться, впрочем, что от чести оказаться в числе архитекторов единства Германии, вовлеченной в Североатлантический «оборонительный» союз, советский вождь отказался бы и, вероятнее всего, с использованием ненормативной лексики.
«Нейтральную зону, в которой обе стороны сотрудничают на одинаковых основаниях, образуют…» Новые подходы к обеспечению военной безопасности СССР
Содержание предшествующего параграфа, как нам кажется, подвело нас вплотную к выводу о том, что одним из важнейших элементов послевоенной геостратегии Сталина, судя по всему, стало создание второго — дополнительного — буферного пояса из нейтральных государств, который был призван разделить формировавшиеся блоки государств, противостоявшие друг другу в Европе. Мы знаем, что такая идея бродила по коридорам советского МИД. Она прозвучала, в частности, в известном меморандуме заместителя наркома иностранных дел М. М. Литвинова от 11 января 1945 г., который он направил Сталину. Между британской и советской зонами влияния на европейском континенте Литвинову представлялось целесообразным существование «нейтральной зоны». «…Нейтральную зону, в которой обе стороны сотрудничают на одинаковых основаниях при постоянной между собой консультации, образуют тогда Дания, Германия, Австрия, Швейцария и Италия», — напишет Литвинов[186]. Мы не знаем, заимствовал ли Сталин у Литвинова эту идею, или, наоборот, замнаркома уловил и оформил интеллектуальные импульсы вождя. Так или иначе, но концепция безопасности возглавляемого им государства по выходе
