Зодчий. Книга IV - Юрий Александрович Погуляй
Я пожал плечами:
— В этом нам и предстоит разобраться. Действительно ли перед нами «объект» Аль Абаса, или же несчастный, сведённый с ума каким-нибудь психомантом. Ответы где-то здесь, в этом комплексе. И я уверен, что вы их отыщите. Прошу только об одном. Пусть это расследование будет идти в тайне. Без исключений.
— Я хочу его увидеть, — решительно заявила Светлана. Александра вздрогнула, умоляюще посмотрела на меня.
— Уверяю, картина вас разочарует, но не вижу препятствий, — не стал увиливать я. — Саша, мы ведь можем показать Люция её сиятельству?
Оперуполномоченная вздохнула и тихонько кивнула, попросив:
— Светлана Павловна, только не обижайте его, хорошо? Он безобидный, и ему уже досталось сверх всякой меры.
— Я просто должна убедиться, что он существует на самом деле. Миша, — посмотрела на меня графиня каким-то новым, более серьёзным взглядом. — Спасибо. Вы спасли мою жизнь, а теперь спасаете мою душу. Я обязана вам всё больше и больше.
— Душу? — не понял я.
— Душа умирает, когда у человека нет цели. И я говорю не про материальные блага. Загадки Аль Абаса заставляли чувствовать меня живой, а тайна вашего человечка в цепях… Может оказаться даже интереснее.
Ну да, дочери графа грех жаловаться на недостаток материального. Пирамида Маслоу во всей красе.
— Тогда эти катакомбы в вашем полном распоряжении, — шутливо поклонился я.
Александра вошла в дом первой, успокоив занервничавшего бедолагу. Торопливо хозяюшкой метнулась к микроволновке, разогрев рагу из брюквы. Люций сразу подобрел, сел за стол и застучал ложкой. Светлана смотрела на лысого мужчину, изуродованного шрамами, с неким благоговением.
— Вкусно, — приговаривал Люций, чавкая. — Как у Марфы… Мамы… Лизабет…
Он застыл, остекленевшим взглядом уставился в окно, повторил губами:
— Лизабет…
А затем просиял дурацкой улыбкой и вернулся к рагу, урча словно пёс.
— Кто вы? — спросила Светлана, и Люций неожиданно дёрнулся, рванулся прочь от неё, перевернув стол и всю посуду. Ударился о подоконник, сорвал занавески и попытался ими отгородиться от графини.
— Никто-никто-никто! — испуганно завопил он. — Я никто! Не надо! Не надо! Мама! Лизабет! МАРФА! Дженни!!!
Александра метнула в опешившую графиню недовольный взор и поспешила к несчастному. Села рядом с ним на колени и зашептала что-то успокаивающее, поглаживая по ноге перепуганного Люция.
— Идёмте на улицу, — одними губами позвал я графиню, и та подчинилась. Вместе мы вышли на свежий воздух.
— Простите, — сказала Светлана. — Я не знала.
— Его разум сильно повреждён. Возможно, я поищу надёжного психоманта, — заговорил я, глядя в сторону казарм, спасённых явлением Губарева. — Если такого найду. Однако лучшее лекарство — это время и забота.
— Сашенька, кажется, нашла с ним общий язык.
Я кивнул.
— Чьи имена он называл, Миша? — вдруг спросила она. — Марфа и Лизабет. Необычная комбинация. Лизабет это немецкое имя, верно?
— К сожалению, у меня нет на это ответа. Но возможно здесь таится подсказка, — я не забыл, что при нашей встрече Люций перебрал несколько имён. В голове бывшего пленника, несомненно, бурлила знатная каша, но состав у неё всё-таки можно определить. Пусть и со временем.
— Думаю, Миша, я теперь буду чаще здесь бывать, — графиня повернулась ко мне. — И это хорошо. Ведь мы будем чаще видеться.
На моих губах появилась улыбка:
— Это наполняет меня радостью, Света. Счастлив вам в любое время дня и ночи. Хотите, оформлю вам временное жильё, чтобы не ездить туда-сюда?
— Будет лишним, Миша. Боюсь, папенька, несмотря на всю любовь к вам, этого не поймёт. Пойдут слухи, а нам ведь они не нужны, правда? — хитро прищурилась Светлана.
— Любой, кто захочет усомниться в вашей чести — будет иметь дело со мной, — спокойно сказал я. — А теперь вынужден откланяться. Чувствуйте себя на моих землях как дома. До свидания.
— До свидания, Миша, — немного растерянно сказала она мне вослед.
До обеда, и пару часов после, я провозился с Конструктом, вычищая участок, прежде принадлежавший военным. Некоторое время просидел в медитации, размышляя о порядке строительства. С уникальными зданиями сейчас лучше не спешить, слишком много внимания уже. Потихоньку-полегоньку. Есть несколько схем для культуры, которые я собирался возводить на месте казарм. Но прежде я всё-таки поставил ещё один амбар. Более функциональный, чем текущий, с небольшим усилением переработки полезной материи, но с виду кажущимся совершенно типовым строением нулевого ранга. Мне сейчас надо наращивать мощность переработки ресурсов в реаген, с учётом поддержки, как Тринадцатого Отдела, так и Императора.
Однако, как оно и бывает, возня у Конструктора затянула меня до вечера. Немного там, немного здесь. Небольшое исследование и попытка анализа вертолётной обшивки, экранирующей Конструкт. Надо, кстати, сходить к лаборатории и совершить акт вандализма. Отколоть кусок стены себе для анализа. Нечто общее в этих технологиях было. Правда, службу безопасности Тринадцатого Отдела это, конечно, встревожит. Поэтому откалывать надо с умом и через несчастный случай. Ну и кое-что мне удалось распознать в вертолёте. Правда, помогло не очень.
Когда живот стал настойчиво напоминать о необходимости его набить, я вышел в сумерки и блаженно улыбнулся. Меня никто не трогал целый день, позволив заниматься тем, чем нужно. Какая удача, честное слово.
Слева и справа вытянулись по струнке гвардейцы. Теперь это была Нюра и… Снегов.
— Неожиданная встреча, — признался я. — Чёрное вам к лицу, ваша доблесть.
— Спасибо, ваше благородие, — отчитался витязь, глядя прямо перед собой. Он стоял серьёзный-пресерьезный. Я удержался от дальнейших шуток и, кивнув на прощание, двинулся в сторону трактира ужинать. Ну и пообщаться с Паулиной насчёт кандидатов.
По дороге вызвал Черномора. Бирюзовый аватар появился через миг и медленно поплыл рядом со мной, безмолвно ожидая команды.
— Поищи в сети всё о пророчестве про чужака с четырьмя стихиями и ребёнка, чьё рождение изгонит Скверну, — попросил я его. — Мне интересно, когда оно появилось, кто создатель, и насколько оно вообще распространено.
Когда я подходил к трактиру, то уже знал всё, что успел накопать Черномор. Первые упоминания пророчества появились почти сто лет назад, когда люди научились прорывать