(Не)Мой (Не)Моя - Оливия Лейк

На дне пакета с чудо-поясом лежал мини-конверт, как игрушечный! Внутри записка:

Следи за здоровьем, не мальчик уже))

Я только усмехнулся. Какая язвительная стала, но мне неожиданно нравилось. Ей шло. Элегантная директор школы и жена Мирослава Нагорного теперь свободная исследовательница самой себя. По крайней мере, я понял это так. Только грустно, что в браке со мной Яна потеряла эту самую изюминку. Себя. Или ту, которой могла бы стать, если бы не нужно было соответствовать статусам, которые навешал на нее именно я.

Я записала тебя к остеопату. Ссылка на почте. С днем рождения, Мир…

Хотелось покобениться, что я не такой уж и старый, но в современном мире год за два, а Яна меня знала как облупленного. Муж и жена: если у меня болел живот, был понос или температура — к ней бежал.

Я набрал Яну: голос хотел услышать, поблагодарить, про детей рассказать. Про Рому. Уверен, если понадобится совет относительно дочери, она даст, ответит и поможет, но Яна — человек, живой и чувствующий. Николь слишком сильно плюнула ей в душу. Ни она, ни я в принципе не имели морального права что-то от нее просить или, тем более, настаивать.

Телефон у бывшей жены был выключен. Я посмотрел на часы: лекции давно должны были закончиться. Значит… Занята. Это нормально. К этому тоже нужно привыкать. Яна давно не принимала звонки от меня буквально с первого гудка.

Вечером в субботу я уже уложил сына и решил, что пора поговорить с дочерью — завтра мы возвращаемся. Лика должна будет либо с чемоданами съехать, либо остаться, но с условием, что примет заботу о Николь как мама, любящая и родная. Ведь вся ситуация вокруг моей семьи завязалась гордиевым узлом исключительно, когда Лика приехала в Петербург и уговорила дочь жить с ней. Ники согласилась, потом пошла у нее на поводу и поддалась манипуляциям (не виню, сам такой. Но мне тридцать восемь, а ей двенадцать): интриговала, обманывала, и все это для того, чтобы жить с родителями. Лику сложно назвать хорошей матерью, но получалось так, что она нужна нашей дочери. Что из этого выйдет? Только время покажет. Боялся ли я, что вконец испорчу дочь, позволив жить с Ликой? Да. Мог ли я насильно оторвать Ники от матери? Нет. Есть вещи, которые нужно пройти и прочувствовать собственной кожей. Только тогда и боль, и радость врежутся в память.

— Пойдем, на звезды посмотрим, — предложил ей. В шале был телескоп, а небо сегодня удивительно ясное. Как и моя голова. Давно такого не было. Сколько месяцев жил в каком-то тумане: все понимал, но ухватить сути не мог. Тоже опыт. Хреновый, но опыт.

— Ники, я хотел сказать, — когда мы поиграли с телескопом, похлопал рукой по подушкам, разбросанным у витражей. Она взглянула на меня как-то обреченно. Вероятно, догадывалась о теме беседы. — Дочь, ты, наверное, заметила, что дома не все гладко, — прямые разговоры с детьми мне всегда давались плохо. Николь кивнула. — Мы с твоей мамой не будем вместе, — покачал головой. — У нас не получается.

— Но когда люди любят друг друга, разве не должно быть хорошо? — обронила тихо.

— Не всегда. Даже когда любят, а мы, — прямо посмотрел на Ники, — не любим.

— Ты все-таки любишь Яну? — спрашивала без агрессии или злости.

— Ники, пожалуйста, не нужно лезть во взрослые дела, особенно сердечные. Главное, что тебе нужно знать: я люблю тебя. Я люблю твоего брата. Я ваш папа и с вами буду всегда. Это для детей главное, а взрослые… — задумался. — Мы там как-нибудь сами, без сопливых разберемся.

Мы сидели молча еще минут пять. Потом она спросила:

— А я? С кем я теперь останусь?

Что я мог сказать? Что это зависело от ее матери? Или от самой Николь? Ведь если она выберет мать, а та откажет…

— Ты можешь выбрать, — обнял ее и поцеловал в макушку. Я хотел бы, чтобы дочь осталась со мной. Не знаю, способен ли я в одиночку воспитать нормального человека, но и бросать дочь на амбразуру страшно. Но решать, конечно, ей.

— Я люблю маму, — голос дрожал, — она ведь мама, — взглянула, едва сдерживая слезы, — но ты мой папа, — уткнулась мне в плечо. — Я не хочу жить без тебя. Ты… Ты никогда меня не бросал. Даже такую…

— Какую? — тихо спросил.

— Плохую.

— Не говори так. Мы все иногда плохие, точнее, наши поступки хре… ну, плохие, — обнял ее и поцеловал в лоб, — но если поступать хорошо, можно все исправить, — криво и косо, но объяснил. — Иди спать, поздно уже.

Выбор сделан. Теперь неважно, что скажет Лика. Хотя… Интересно все же… Мать там или не мать?

Мы выехали после завтрака в воскресенье: дети, конечно, устали, но я не мог повезти их к нам домой. Там проблема, которую нужно решить без свидетелей. Мама требовала внуков привезти: я позвонил ей и по-человечески попросил не муштровать их и расспрашивать о жизни, а накормить и дать отдохнуть. Вечером уже заберу обоих.

Яне сообщил, что мы уже в городе. Она ждала Рому, получалось, планов на вечер у нее не было. Вечером завезу сына. Наверное, соскучилась.

Я развез всех и поехал к нам на залив. Каким бы ни было решение Лики, а вещи ей собрать придется. Я мог оставить этот дом дочери, но не этой женщине. Ей нет!

Уже на входе заметил несколько чемоданов. Собралась, значит. Ответ понятен.

— Правильное решение, — одобрительно кивнул, встречаясь с бывшей глазами. Она уже одета в дорогу. Уходит без прощаний?

— Я не хочу жить в этом доме, — дернула плечом и поджала губы. — Он никогда мне не нравился. Он всегда был твоим, — и посмотрела на меня в упор: — И Николь была твоей.

— Это ее дом, и она хочет остаться в нем.

— Кто бы сомневался… Но ты прав: ей здесь лучше. Я позвоню ей, объясню… Потом.

— Скатертью дорога, — эта женщина снова уходила, но в этот раз у меня было легко на сердце.

— Мирик, — обернулась в дверях, — ты снова позовешь меня обратно. Я всегда буду тебе нужна, — самоуверенно заявила. Я даже отвечать не стал. Лень. — Но смотри, я не буду ждать вечно, — и ушла, громко цокая каблуками.

В окно увидел, что за ней приехала машина, а через секунду, скупо поздоровавшись, водитель забрал чемоданы. Я прошел в гостиную и упал на диван, руки раскинул и закрыл глаза. Меня окутало ощущением правильности. Поеду, заберу