Холодное пламя - Мари Милас
– Ко всему привыкает, – заканчиваю я.
Рид кивает.
– Верно. К тревоге тоже привыкаешь. Так же, как и к тому, что твои дети выбрали одну из самых опасных профессий на свете. Намного проще гордиться ими, чем изводить себя.
Он прикрывается вновь газетой, из-за которой доносится голос комментатора, обозревающего футбольный матч.
Люк появляется на кухне, разводя руки в стороны.
– Что ты орешь на весь чертов штат?
– Язык. – Откуда ни возьмись появляется Элла и дает ему подзатыльник.
– Ты нагло сожрал мои чипсы? – рявкает Мия и хлопает ладонями по кухонному острову из древесины персикового цвета.
– На них не написано, что они твои.
– Могу поспорить, что если бы я сделала долбаную гравировку, ты бы все равно их сожрал, как наглый вор. Кем ты и являешься.
– Последние новости, все что находится в этом доме… – Он делает драматичную паузу и обводит кухню рукой. – Общее. Даже твой шампунь и, возможно, бритва.
– Что? – задыхаются от шока Мия и Элла.
Люк выглядит таким довольным, будто стал первооткрывателем нового материка.
– Возможно, я пару раз перепутал…
– Ах ты паразит! Ты не можешь быть моим братом. Томас и Марк никогда себе такого не позволяли. Так и знала, что ты подкидыш.
Я смеюсь вместе со всеми над истерикой Мии, пока не слышу последнюю фразу. Мое тело вздрагивает, словно меня ударили.
Да нет… ты не можешь быть такой нежной, Лили.
Это просто фигура речи.
Как и любое действие, мое поведение не ускользает ни от одного члена этой семьи.
– Что с тобой, милая? – Элла подлетает ко мне, как мама-пчелка и начинает кружить, прикладывая ладонь к моему лбу. – Ты такая бледная. Рид, оторвись от своего проклятого телефона и налей воды. Я в курсе, что ты не читаешь газету!
– Все в порядке. – Я улыбаюсь и сжимаю руку Эллы. – Видимо, просто не выспалась.
– Конечно не выспалась. Я слышала, как ты бродила всю ночь. И ты очень плохо ешь.
– И правда, – задумывается Мия. – Ты не брала в рот ничего сладкого уже пару дней.
Она подходит к кухонным шкафам, опирается коленом на столешницу, чтобы дотянуться до самой верхней полки, и начинает вести раскопки. Отодвинув банки, лезет в контейнер с мукой и достает зефир.
– Люк, ты сейчас же забудешь, что видел мой тайник, иначе мне придется стереть тебе память, как в людях Х.
Я не могу не улыбнуться. Эти двое – находка для какого-нибудь комедийного сериала.
– Вот, это лучший зефир во всей Монтане. Что уж, он лучший во всем мире. – Говорит Мия, спускаясь обратно и протягивая свое сокровище.
– Но он же твой. Все правда хорошо, мне…
– Сядь за стол и съешь чертов – прости, мама – зефир. – Мия гневно упирает руки в бока. Ее темные, вьющиеся волосы угрожающе торчат в разные стороны.
Я сажусь, ради своей же безопасности.
Вся семья располагается за столом, одной рукой они подпирают подбородок, а другой держат «дежурную кружку».
Я откусываю кусочек зефира. Чуть ли не стону от того, какой он нереально нежный.
– Скажи? Великолепно. – Мия ждет моей реакции.
– Великолепно. – Подтверждаю я.
Все продолжают сидеть и смотреть на меня, но при этом я не ощущаю себя на допросе. Знаю, они ждут ответов или хоть что-то, что может объяснить мое неадекватное поведение.
– Я выросла в приюте. – Говорю я под аккомпанемент хлюпающих звуков, когда все отпивают чай из дежурных кружек.
Я ни разу не затрагивала эту тему с Мией и Лолой. Это известно только Марку, и в моей груди расцветает нежный цветок от осознания, что он никому не рассказал. Как и всегда, он держал в безопасности не только меня, но и мои тайны. Оберегал мои шрамы.
– О, милая… – начинает Элла.
Я прерываю ее взмахом руки.
– Все в порядке. Я не хочу, чтобы вы переживали обо мне, когда вам есть о чем волноваться. Ваши дети, в конце концов, рискуют жизнью. Просто до сих пор мне самой не удается понять и контролировать свою реакцию на некоторые… обычные вещи.
Мия ударяет себя по лбу.
– Я такая дура.
– Нет, – стону я. – Ты сказала это в шутку. Все в порядке.
Просто я не в порядке с самого рождения.
– А я считаю, что ей все-таки нужно принести мне извинения. – Люк деловито постукивает указательным пальцем по столу. – Письменные.
– Заткнись, Люк, – шипит Мия
Чем больше я жую зефир, тем сильнее расслабляюсь. Элла наливает мне чай и спустя некоторое время, тревога и вовсе отступает.
– Лили, прости за вопрос, но твои родители, они… – Видно, что Рид не решается продолжить, но все же хочет получше узнать меня.
– Живы. Они оба живы.
Элла в сотый раз потирает сердце. Уверена, эта милая, ранимая женщина из тех матерей, которые перегрызут любому глотку за своего ребенка, поэтому ей сложно понять поступки моих родителей. А точнее – мамы. Если ее можно таковой считать.
Мой телефон начинает вибрировать, и, взглянув на него, я поражаюсь чуйке этого человека. Эта женщина всегда звонит именно в те моменты, когда во мне бурлит особая ненависть к ней.
Сбрасываю звонок и возвращаю свое внимание к людям, которым от Лили Маршалл нужны не только деньги раз в квартал.
– Почему тебя не удочерили? – интересуется Элла, добавляя какие-то успокаивающие капли в чай.
– Когда я была маленькая, то службы опеки все еще надеялись на то, что моя семья образумится, исправится и все такое. Родные приходили раз в две недели и смотрели на меня, словно я была каким-то животным в зоопарке. А служба опеки навещала их. Я росла, ничего не менялось. В конце концов, моя семья и вовсе отказалась от меня. Наверное, я не особо их впечатлила. – Пожимаю плечами. – А дальше были семьи… у кого-то я задерживалась чуть дольше, у кого-то чуть меньше, но в конечном итоге возвращалась в приют. Чем старше я становилась, тем труднее было найти мне семью. Так я и дожила до совершеннолетия.
Элла и Рид задают еще множество вопросов, а я чувствую себя на удивление спокойной, когда рассказываю и делюсь своими чувствами и воспоминаниями. Марк прав, в этом нет ничего стыдного. Это просто мое прошлое, моя жизнь.
Моя история.
В ней много плохого, но сейчас я делаю все возможное, чтобы встречать на своем пути только хорошее. Возможно, я уже прошла все черные жизненные полосы, которые мне полагались?
Я рассказываю о канализации и моей никудышной матери. Мия успокаивает Эллу, которая