Плавучий мост. Журнал поэзии. №4/2018 - Коллектив авторов
Текла река,
звенели птичьи трели,
шумел народ у рыночных рядов.
Росли деревья и огни горели
на улицах бессонных городов.
Существованье смыслом начинялось,
величием рождений, свадеб, тризн.
И после ночи утро начиналось,
и после смерти начиналась жизнь.
Рассвет
И снова осень, что беда.
Октябрь несносен.
– Куда уходите, года?
– В сиянье сосен.
Зачем глотать ядрёный квас,
и стричься, бриться…
«Деревья, только ради вас…»,
как говорится.
Покуда очи не смежу
под ваши «лайки»,
я откровенно расскажу
всё, без утайки,
всё, что привидится в окне,
в холодной сини,
в просвете, в световом пятне
моей России.
«Житейское поле возделано…»
Житейское поле возделано,
идут затяжные дожди…
Так много в итоге не сделано,
такая зима впереди!
Вновь, артезианскою скважиной,
грядущий взрывается миг.
Так много не спето, не сказано,
больших не прочитано книг!
Так много от прожитой начерно,
от маленькой жизни (увы!),
осталось живой, нерастраченной
и неразделённой любви!
Так много тропинок не пройдено,
так томно кричат журавли
над бедной единственной родиной,
где дни моей жизни прошли!
«Вспомнится стих заветный…»
Вспомнится стих заветный —
и хорошо душе.
Тёмный ты или светлый?
Не различить уже.
Шум городских окраин,
внутренний непокой.
Поздний ты или ранний?
Разницы никакой.
Зимний ты или летний?
Не различить голоса.
Старость, рубеж последний,
взлётная полоса.
«поскольку глаза заполняли лицо…»
поскольку глаза заполняли лицо
смывая приметы случайные
а в левом – надежда
а в правом – винцо
но всё-таки оба печальные
а руки лежали тяжелым свинцом
лежали как вёсла причальные
на левой – кольцо
и на правой – кольцо
и оба кольца обручальные
Инскрипт
Поле перешел,
перешел межу…
Вот и хорошо.
Вот и ухожу,
век прожив без прав,
в темноте прозрев,
смертью смерть поправ,
жизнью жизнь согрев.
Стихотворения
Инна Кулишова
Родилась и живёт в Тбилиси. Закончила с отличием факультет русской филологии Тбилисского государственного университета. В 1998 г. защитила первую в Грузии диссертацию по поэзии Иосифа Бродского, кандидат филологических наук.
…Инна Кулишова – поэт страдающий, мятущийся, нелёгкий для чтения. Однако её поединок с миром – талантлив, ей есть чем обогатить взыскательного читателя.
Бахыт Кенжеев
«Зачем еще звезда, когда – Звезда?..»
Зачем еще звезда, когда – Звезда?
И в рыбной чешуе ночное небо,
и напролом, и просто так туда
идут, не зная, есть ли в том потреба…
Да, вот Он, Он младенец, Отрок Он,
не юноша, не мальчик, не подросток,
но – Сын. И это все – потом, потом,
пока же ночь, в проказах и коростах,
в залатанных одеждах кровяных,
в раскованных мечах, в кузнечной пыли,
пока же – ночь, и бьющая под дых
дорога в узкий вход. Им говорили:
«Не празднуйте Рождение Его»,
не празднуйте, из раны выйдет – в рану,
но по небу летят младенцы во
крылах и крови, и поют осанну.
Но по небу младенцы, выше слез
родивших, вы же слышите их песню?
Да, вот Он, взял к Себе и в мир принес,
чтобы вложить безустное «Воскресну».
Но это все – потом, потом. Пока
туда идут, и посохи, как древа,
бросают тень на ночь, издалека
почувствовав бессеменное чрево.
«Набравшись слов, как Демосфен камней…»
Набравшись слов, как Демосфен камней,
пытаюсь быть точней. Но непослушен
язык. И недоступнее, умней
чужой проход по спутавшимся душам.
Сглотнув комок неразличимых си,
попробую до-петь. И между прочим
махну рукой бесцветному такси,
пусть отвезет в безадресное «очень».
Там обживают зеркала края
немые восклицательные знаки.
И видят «i» как «ай», и мыслят «я».
Так выгляжу в осуществленном мраке.
И вскину руки в направленье сна:
О ты, идущий вслед, идущий мимо,
неясен почерк твоего письма,
но мне знакома эта пантомима.
Бесклавишная судорога рук,
глаз, не обезображенный экраном,
и – Он, вокруг, Диктатор и Худрук,
бежит безумным рихтером по ранам.
Несросшимся, несбывшимся, чужим,
неважно что твоим, и на «иди ты»
швыряет прочь – туда, где мы дрожим
волной в предощущеньи Афродиты.
И ты еще напишешь, следопыт,
за здравие матерчатые строчки.
И шорох крыльев с топотом копыт
вмешаются, как прежде, в заморочки.
И губкой, злой и влажною, сотрем
нули пост-гутенберговского быта.
И пользуясь обратным словарем,
вернемся вновь к началу алфавита.
«Если только зима потому…»
И.Б.
Если только зима потому,
что Ты хочешь увидеть всю голую нашу
безлиственность, нервных поэтов безлистье,
больше неба в закрытых глазах, промеж пальцев деревьев,
если только зима потому, что Тебе нужен шелест не листьев, а губ
несвершаемый шепот; молчанье Твое, ни к кому
не направленное бесполезно, пока месят мутную кашу
сапоги в неухоженных душами храмах, нас чистит и чистит,
словно дворник заброшенный двор до такой пустоты,
