История борьбы Московского государства с Польско-Литовским. 1462–1508 - Геннадий Федорович Карпов

к великому князю о сватовстве, и бояре положили на них, как они его хотят править. Послы решили править его на другой день после последнего дня переговоров, в воскресенье (2 февраля). В этот день послы были у великого князя, подали верющую грамоту, и старший из них, Петр Янович Белой, говорил от Александра: «Дал Бог, что мы приняли с тобою любовь, братство и докончанье, как отцы наши имели его; но мы хотим с тобою еще лепшего пожитья, была бы на то Божья воля, дал бы ты за нас дочь свою, чтобы мы были с тобою в вечной приязни и кровном связанье ныне и на веки». Иван Васильевич на это отвечал: «Слышал ваши речи, и с Божьей волей хотим то дело делать с вашим государем, и как Бог захочет, так дело и будет». После этого был официальный обед на дворе у великого князя, и обыкновенно следующее за ним угощенье послов у них на подворье. Перед этим, как мы можем видеть, Московское правительство постоянно старалось отделять дело мира от сватовства, и только раз, когда переговоры остановились при разговорах о городах и волостях, взятых у Литвы, бояре предложили послам быть у великой княгини, но там не было дочери великого князя, с этого же времени, когда положительно определили о владении земель, то переговоры о мире и сватовстве соединяются вместе. 5 февраля послы были у великого князя, и бояре с ними говорили о докончанье и велели читать перед ними образцовый список договорной грамоты. В этом списке, в титулах государей, московский великий князь был назван «государем всея Руси». Не видно, чтобы послы что-нибудь сказали об этом; они похвалили список, и велели с него писать начисто. При этом они выставили только требование, чтобы написать в докончанье украйные места, а потом написать, чтобы служебных князей не принимать; бояре дали на это согласие и на том уложили.

После этого от великого князя вышел князь Патрикеев с боярами говорить о сватовстве. Бояре сказали послам от государя: «Говорили вы от своего государя, чтоб нам дать за него свою дочку, и мы, с Божьей волей, хотим ее за него дать». Послы сказали: «Боже то дай». Если литовцы к отношениям государств присоединяли отношения их государей, то теперь москвичи присоединили следующее: бояре начали говорить о Греческом законе и о Римском, чтоб великой княжне в том от государя неволи не было, была бы она в своем Греческом законе. Послы объявили: «Той неволи не быть, и наши головы в том порука; а как будут послы от государя нашего, то и крепость на том учинят». Бояре донесли об этом великому князю, и он им приказал сказать послам: «Если говорите, что государь ваш неволи не хочет учинить моей дочери о Греческом законе, то мы отдаем за него свою дочь, и завтра будете вы у великой княгини, там увидите княжну, и тогда же обручанью быть». На другой день послы приехали на двор великого князя и пошли к великой княгине. Здесь находилась и великая княжна, Елена Ивановна. Впечатление, производимое Еленой Ивановной на других, говорят, было хорошее; о послах, которые после приехали уже за ней, рассказывают, что когда они взглянули в первый раз на нее, «то уразумели, что это ангел в человеческом теле, и под этим впечатлением, засмотревшись на ее красоту, они некоторое время стояли безмолвно, как вкопанные»122. Теперь второй посол, пан Станислав Гастольд, правил Елене Ивановне от великого князя Александра поклон, и при том представили поминки. Великая княжна велела окольничему спросить о здоровье послов, о здоровье же великого князя не спрашивала. После смотрин, когда послы вышли от великой княгини, то казначей, Димитрий Владимирович, от великого князя и бояр спросил: «Панове! Видели вы великую княжну, ино как делу быть?» Послы отвечали: «Вы, бояре, вчера говорили, что ныне обручанью быть, так-то дело и было бы». Димитрий Владимирович объявил об этом великому князю. Тогда князь великий «сел с великою княгиней, и княжна тут же была да и бояре», пригласили послов и началось обручанье: священники читали молитвы; крестами, цепями и перстнями менялись. Место великого князя Александра при обручанье заступал второй посол, пан Станислав Гастольд, а первый посол был от этого отставлен того дела, что у него была другая жена.

После обручанья послы поехали к себе на подворье, и на другой день были приглашены на двор великого князя. Бояре им объявили, что докончальные грамоты уже переписаны начисто, и поэтому государь к грамоте, которая должна быть у великого князя Александра, велит привесить свою печать и крест на ней поцелует, а послы бы то же сделали за своего государя, что он поцелует крест на докончальной грамоте и свою печать к ней привесит. Послы дали согласие, и после этого происходило крестное целование Ивана Васильевича и послов на докончаньи.

Таким образом был заключен договор о вечном мире и союзе между Московским и Литовским государствами123. 9 марта отправилось в Литву из Москвы посольство, для присутствия при присяге Александра на договоре; присяга была дана. Приобретения по договору для Москвы были весьма значительны: между Псковскими, Новгородскими и Тверскими областями, отчинами московского государя, границы шли по старым рубежам; далее граница шла от Ржева на юго-восток дугою, оставя Вязьму и Рославль в московских владениях, а Брянск – в литовских. Но для нас не столько важны земельные приобретения, утвержденные этим договором за Москвой, как то, что с этим договором и переговорами о нем связана, можно сказать, исходная точка всех дальнейших отношений Московского государства к Польско-Литовскому; здесь собственно начинается их новая история. Стремление к прекращению средневековых отношений государств первые высказали литовцы, именно тем, что они, хотя натолкнутые необходимости, поставили условие, что вперед служебных князей с отчинами не принимать, и тем делали препятствие одному из старых средневековых порядков. Почин этого дела принадлежал литовцам, потому что Польско-Литовское государство, представитель средневековой Европы в новейшие времена, не могшее уничтожить у себя старых, вредных для государства, порядков, хотело устроить дело, по крайней мере, так, чтобы враги не могли пользоваться этими порядками в свою пользу. Но литовцы только и сделали в свою пользу, между тем как Московское государство, со времени борьбы Дмитрия Шемяки с Василием Тёмным, стало настолько твердо на почве новых государственных начал, что отделяло интересы государства от личных интересов государя; литовцы же в этом отношении, под влиянием средних веков и из-за временных выгод, не только желали навязать москвичам подобные приемы, не отделять интересы государства