Он начался 12 апреля. Но Майский все равно пытался найти решение и выйти из кризиса. Он передал через Маршалла сообщение, что хотел бы встретиться с Саймоном. Встреча состоялась 13 апреля. Обе стороны записали разговор, хотя Майский сделал это более подробно и интересно, чем Саймон. По его словам, ему позвонили из офиса Саймона и сказали, что министр иностранных дел хотел бы с ним встретиться через 45 минут. То есть уведомили за три четверти часа. Майскому не понравилось такое приглашение в последний момент, и он принял это на своей счет, однако все равно надел шляпу, плащ и отправился в МИД. Когда он приехал в офис Саймона, то сразу увидел Ренсимена. «Оба министра весьма многозначительно со мной поздоровались, как бы желая подчеркнуть, что данному свиданию придается особенно важное значение». В основном говорил министр иностранных дел. «Саймон старался все время быть чрезвычайно любезным, но за этой любезностью явно ощущались кошачьи когти». Поэтому Майский был начеку. Вначале поговорили о «пустяках», а потом разговор зашел о важном. В Москве шел суд. Британский МИД хотел, чтобы инженеров освободили каким бы то ни было образом. Саймон предположил, что было бы неплохо обсудить вопросы, представляющие интерес для обеих сторон. Майский сказал, что его правительство не просило его добиться встречи, но он готов к разговору с министром. Саймон махнул рукой и стал выкладывать, что у него на уме. Было несложно догадаться. Во-первых, торговое соглашение, которое истекает через несколько дней. Во-вторых, торговая делегация и ее статус. У британского правительства будут развязаны руки, и оно сможет закрыть торговое представительство и уволить его сотрудников. Но, по словам Саймона, таких планов нет. Напротив, правительство ценит англо-советскую торговлю и хорошие отношения в целом и упростит работу представительства. Как писал Майский, министр продолжал говорить в таком ключе несколько минут, а потом повернулся к Ренсимену и попросил подтвердить его слова. «Ренсимен, слушавший все эти словесные фиоритуры Саймона с видом явно скучающего человека, вышел тут из своей пассивности и кратко бросил: “Да, конечно, мы хотим торговать. В этом единодушно все правительство”». Затем Ренсимен вернулся к своей роли молчаливого наблюдателя, а слово снова взял Саймон. «Его гладкая адвокатская речь, — писал Майский, — полилась опять бесконечным потоком». Британское правительство дорожило хорошими отношениями с СССР, но столкнулось с неприятной ситуацией, которая возникла из-за арестов в Москве. Майский уже много раз слышал все, что Саймон собирается ему сказать: арестованные инженеры не виноваты, британская общественность возмущена и так далее. Полпред вежливо слушал и ждал своей очереди. Саймон заговорил об эмбарго. Он подчеркнул, что оно было введено с единственной целью освободить заключенных. Тут Саймон повторил еще раз, чтобы было точно понятно: британское правительство не пытается шантажировать СССР с помощью торговли. Майский почувствовал, как по-разному расставили акценты Саймон и Ренсимен. Затем министр иностранных дел продолжил: «Я не хочу вам угрожать. И совершенно не пытаюсь никаким образом давить на советское правительство. Но я, как министр иностранных дел Великобритании, обязан вас — советского посла — просто проинформировать, что, к моему огромному сожалению, произойдет, если в ходе суда будут вынесены обвинительные заключения». Конечно, британское правительство никогда не помышляло о том, чтобы вмешаться во внутренний юридический процесс в СССР, оно признает суверенные права советского правительства. В таком духе Саймон говорил еще долго. Майский подмечал все детали с легкой, но очевидной иронией. Конечно, если заключенных оправдают или просто отпустят, отношения быстро вернутся в норму, а лорд Ренсимен будет только рад возобновить переговоры о торговле. В этот момент Майский отметил: «Ренсимен тут вновь обнаружил признаки жизни и коротко вставил: “О, конечно, конечно. Я был очень удовлетворен ходом наших торговых переговоров, и я очень хотел бы их скорейшего возобновления”». Это остановило Саймона. «Теперь наступила моя очередь говорить», — писал Майский. Выслушав комментарии британского министра иностранных дел, он понял, что британская политика не изменилась — это по-прежнему была «политика дубины». Саймон перебил Майского и «довольно жарко» принялся убеждать, что он не разделяет этот подход.
«Я, однако, продолжал, — писал Майский, — свое контрнаступление». Он напомнил Саймону о поведении Овия в Москве и о публичных заявлениях Болдуина и других министров. Напомнил об угрозах прекратить торговлю и ввести торговое эмбарго. Как еще можно назвать британскую политику, если не «большой дубиной»?
«Если перевести на простой язык все то, что он мне сегодня изложил, — продолжил Майский, — то дело сводится к следующему: если вы оправдаете английских инженеров, то мы не будем применять билль об эмбарго, мы возобновим торговые переговоры и предоставим торговой делегации возможность свободного функционирования. Если, наоборот, вы осудите хотя бы одного из англичан, то мы вас стукнем эмбарго на советский экспорт. Иными словами, опять угроза». Саймон снова перебил Майского и принялся утверждать, что он никогда ему не угрожал и не угрожает сейчас. Он сообщает, что «неминуемо» произойдет, несмотря на его пожелания, если в Москве будут вынесены обвинительные вердикты. Майский ответил, что объяснение Саймона ничего не меняет. «По существу, речь идет именно об угрозе, о политике “дубины”, которая заранее обречена на неудачу в приложении к СССР». Далее последовал обмен колкостями. Майский сказал, что у МИД должно было бы хватить ума не угрожать такой великой и независимой стране, даже он (Майский) это понимает, несмотря на свой ограниченный дипломатический опыт. «Я не сомневаюсь, — вставил Саймон, изобразив “особенно доброжелательное выражение лица”, — что у Его Превосходительства богатый дипломатический опыт». Какое-то время стороны продолжали в том же духе. Майский сказал, что если Великобритания действительно хочет наладить хорошие отношения с СССР, то ей необходимо изменить свои методы.
Саймон уточнил, что посол имеет в виду. Во-первых, отказаться от метода «большой дубины», ответил Майский, и попробовать «порядок дружественных переговоров и взаимных уступок». А затем он сказал следующее: «Если Саймон захочет вступить на этот путь, я думаю, что нам удастся найти какой-либо приемлемый для обеих сторон выход из положения». Майский рекомендовал не оценивать заранее вердикты суда, а вначале их дождаться, и потом уже исходить из того, что будет. Саймон вежливо его выслушал, а затем снова взялся за свою «дубинку»: если в Москве кого-то признают виновным, то немедленно будет введено эмбарго. «Не правда ли?» — спросил он, снова повернувшись в поиске поддержки к Ренсимену, который «несколько апатично кивнул головой в знак согласия». Тут Майский взял реванш и сказал, что, по его мнению, советская общественность отрицательно отнесется к эмбарго, и тогда правительство уже ничего не сможет сделать для «облегчения участи осужденных
" alt="Вильфрид Штрик-Штрикфельдт - Против Сталина и Гитлера">