Ты (не) выйдешь за меня (СИ) - Лефлер Арина
— Утречка! — приветствует нас Петр Васильевич.
— Доброе! — ответствуем мы с Люсей.
Нина Павловна кивает нам и улыбается. Смотрит на Люсю мою пытливо. По мне проходит вскользь.
Да не трогал я вашу дочь, мама. Не трогал! Ну и что, что у нее губы припухшие? Это от поцелуев. И сейчас я ее только поцеловал. В макушку.
Исчезаю в Люсиной комнате, протискиваясь мимо добрых хозяев квартиры, натягиваю рубашку. Вчера же сразу после работы сюда примчался. Естественно, в дресс коде. Сейчас бы футболку легкую и спортивки. Ну да ладно. Сейчас домой поеду… Или поедем…
Когда выхожу, пакеты уже распределены. Люся раскладывает продукты по полкам холодильника, Нина Павловна шуршит где-то в дальних комнатах, слышу их голоса с Петром Васильевичем.
— Помочь? — обращаюсь к Люсе, проходя в кухню и усаживаясь за стол. Чай уже остыл. Гренки еще смотрятся привлекательно, и бутеры тоже. В животе урчит немыслимо. Стаскиваю гренку и жую, запивая чаем.
— А, я сама, — отмахивается она, мельком глянув на меня.
— Я б помог. — Беру бутерброд и жую.
— Не сомневаюсь. — Люся шуршит пакетом, кладет на полку контейнеры с зеленью.
В кухне появляется Петр Васильевич. До чего ж позитивный мужик. Уважаю!
— О, чаек, — смотрит, как я умолачиваю наш с Люсей завтрак, — а вы не успели без нас позавтракать, это хорошо, вместе и перекусим. Нина⁈ — зовет он жену. — Иди, еще чего-нибудь посущественнее приготовь, задолбался я носильщиком сегодня, — это уже нам.
В кухню вплывает Нина Павловна. В маленькой комнатке сразу становится тесно, и Петр Васильевич садится за стол напротив меня. Тащит с тарелки гренку, жует, подмигивая.
— Пока дождешься заслуженной награды, то бишь пищи, так и загнешься ненароком, — поджигивает он жену, которая уже метнулась кабанчиком к холодильнику и тащит на стол все, что не нужно готовить: нарезки и салаты.
— Все, садимся. Остальное потом разгребем, — командует теща. Смотрит на Петра Васильевича строго и спрашивает: — Ты фейерверки не забыл?
— Забыл. — Кивает он. — А нафиг они нам? Я не жадный, но лучше пойдем на соседские посмотрим, пусть молодежь колотится, а нам уже… — Кривится и машет ладонью.
— Ну как знаешь, — соглашается Нина Васильевна.
— Мы возьмем с Люс…дой, — откликаюсь я и смотрю на кохану, присевшую рядом и стащившую с тарелки последнюю гренку.
— Пап, мам, у нас для вас новость, — крутит головой Люся, глядя на родителей.
— Давай, жги, доца… — разрешает с набитым ртом Петр Васильевич.
— Ну чего так сразу? — обижается Люся.
— Да я уже знаю, что ты сейчас скажешь, но говори, — милостиво разрешает он ей.
— Мы женимся…
— Да неужели? — говорит Петр Васильевич дочери, а смотрит на меня.
— Да, мы женимся, — подтверждаю я. — Так что, прошу руки вашей дочери. — Вздыхаю и смотрю вопросительно на Люсиного отца.
— Та она давно уже твоя, — говорит он. — Вы мне скажите… Нам скажите, — исправляется, глянув на жену, — когда сие мероприятие… кхе… кхе… Свадьбу когда играть будем?
А, правда, когда? Мы с Люсей как-то не успели поговорить, да и еще не подтвердил ее предложение на госуслугах. Я не успеваю открыть рот, Люся быстро отвечает:
— В июне… В конце июня или в начале июля… — и злазенками на меня луп-луп. Ну чисто ангел.
По моему недоуменному взгляду родители понимают, что я не в курсе.
— Ну свиристелка, она уже сама все решила, — усмехается Петр Васильевич. Игнорирую его восклицание. Меня дата волнует, это ж полгода ждать, а я не намерен и дня. Хоть завтра бы в загс потащил. Распишут, зря что ли тетка там работает регистраторшей?
— А что так поздно? — спрашиваю у Люси.
— Ну… учебный год закончу… выпущу четвертый класс и на свободу с чистой совестью. — Вздыхает она и закатывает глазки. — как раз подготовиться успеем.
— Успеем, — соглашаюсь, задумавшись, и на автомате откусываю бутер и припиваю остывшим чаем.
— Миш, давай еще чаю? — заглядывает Люся в мою чашку.
— Нет, спасибо, мне пора. — Поднимаюсь из-за стола. — Спасибо за завтрак. — Киваю родителям, выхожу из-за стола и иду в коридор. Люся торопится за мной.
— Ну ты как? Со мной? — спрашиваю, обуваясь.
Вижу, как блестят ее глаза в темном коридоре. Она подается ко мне. Обнимаю, прижимая к себе, шепчу в ушко.
— Люсь, я соскучился…
— И я…
— Поехали?
— Поехали.
Глава 111
К моему дому домчали быстро. Но все равно казалось, что едем слишком медленно. То на перекрестке подрезали, то светофор глюканул, то какой-то ишак медленно тащится впереди нас, движение задерживает. Пешком бы скорее добежали, ей богу, тут рукой подать.
Не знаю, может, это мне так казалось, но все было внутри, внешне я был скала. Люся даже замерла на соседнем сидении и смотрела на меня иногда с испугом, словно на незнакомца.
Бойся, маленькая, бойся! Сейчас я тебе устрою кресло инквизитора за те муки мученические, что устроила мне в эти месяцы.
Злорадствую, а у самого в сердце такая нежность обволакивающая расплывается, глядя, как она милым мышонком прижалась к спинке и ножки в колготках под короткой юбкой под себя поджала.
Или в чулочках? Лучше бы в чулочках.
Вижу, как у Люси над губой капельки пота выступили.
Жарко? А мне как жарко! Меняю в салоне климат. Но мне все равно жарко. И это не тот жар, а мой, изнутри наружу просится.
Мой тигр рвется из клетки навстречу своей кошке, ох, скорее бы в укромный уголок спрятаться, то есть, до нашей квартиры добраться.
Наконец подъезжаем. Пикаю сигналкой и спешу за Люсей, она, скорострелка, уже на порожке в подъезд стоит, на кнопки домофона нажимает.
Только напрасно: у нас ремонт косметический недавно был, в подъезде стены освежили, кое-где плитку поменяли, заодно и новую дверь поставили. Код теперь другой на входе, только она-то не знает, и когда домофон крутит ей дулю, Люсечка оборачивается ко мне.
Возмущена! Глаза в недоумении, рот полуоткрыт. И я предотвращая негодование, запрыгиваю на ступеньку и, обнимая за талию, прижимаю Люсю к себе.
Свободной рукой нажимаю на кнопки, произнося вслух для Люси. Память на числа у нее исключительная, не зря и математику малышам в школе преподает.
— Прости, забыл сказать, у нас тут ремонт недавно случился. Запомнила? — Открываю рот, чтобы повторить заветные цифры, но не успеваю.
— Запомнила, Миш, — перебивает меня и первая ныряет в темноту подъезда, выскальзывая из-под моей руки.
Я уже предвкушаю, как буду сейчас тискать Люсю в тесном лифте, как зацелую до смерти, пока поднимемся на мой этаж, но вот же гадство: за нами в подъезд успевает заскочить тучный мужик. Помню, что он с этажа ниже, но все равно. Весь кайф от предвкушения обломился.
Едем в лифте молча, слушаем, как счастливо пыхтит мужик, в его руках букет с цветами, не иначе праздник семейный, день рождения жены, или просто так цветы дарит?
Ой, дурак! Ну кто мешал мне заскочить по дороге в ларек и купить букетик? И в карму плюсик, и Люсе моей приятно.
Мужик выходит на своем этаже.
Пока поднимаемся к нашей квартире еще два этажа, клятвенно обещаю себе дарить цветы своей Люсе по поводу и без повода.
Еще мама говорила, что цветы от любимого мужчины, это божественно.
Вот. Буду исправляться.
Огонь, бушевавший внутри, думалось, подуспокоился, пока поднимались в лифте, но, как только за нашей спиной закрывается дверь в квартиру, ураган чувств сносит нам голову.
Мы бросаемся в объятия друг другу, и я обхватываю Люсечку с такой силой и прижимаю к себе, что слышу ее жалобный писк и чуть попускаю.
Хрупкая моя. Похудевшая. Она стала еще притягательнее и роднее за те дни, что мы не виделись. Если бывают моногамные мужики, то это я, мне, кроме моей Люси никто не нужен.
— Люся, моя… Моя… Моя… Любимая… — шепчу и целую лоб, щеки, нос и наконец добираюсь до своего самого вкусного, губ.
Люсины губы это для меня что-то неземное: мармеладки мои сладкие, вишенки ароматные, пельмешки-губешки.