Осень по договору: Жена на шесть месяцев - Ива Шелест

— Интересная журналистика, — сказал я, перелистывая страницы. — Особенно учитывая, что я никогда не давал интервью на эту тему.

— Не в этом дело. Дело в том, что статья получила широкий резонанс. Акционеры нервничают.

— Из-за моего семейного положения?

— Из-за вашего имиджа. — Северов наклонился вперед. — Глеб, времена изменились. Современные инвесторы хотят видеть во главе компании не просто эффективного менеджера, а полноценную личность. Человека с семейными ценностями, социальной ответственностью.

— С каких пор семейное положение стало показателем профессионализма?

— С тех пор, как семейные ценности стали маркетинговым инструментом. — Северов пожал плечами. — Не нравится — но это реальность.

Я снова посмотрел на статью. Журналистка — некая Алена Крылова — писала о том, что "неженатые топ-менеджеры склонны к необдуманным решениям из-за отсутствия семейной ответственности" и что "инвесторы все чаще обращают внимание на личную стабильность руководителей крупных компаний".

— И что предлагает совет?

— Исправить ситуацию в кратчайшие сроки.

— То есть?

— Жениться. — Северов произнес это так буднично, словно предлагал сменить костюм. — Желательно до конца года.

Я закрыл папку и откинулся в кресле. За окном мигал неоновый указатель времени на соседнем здании: 23:47. Через тринадцать минут пятница закончится, а с ней — еще одна неделя моей размеренной холостяцкой жизни.

— А если я откажусь?

— Совет может принять решение о смене руководства. — Северов говорил мягко, но в его голосе слышалась сталь. — Ничего личного, просто бизнес-решение.

— На каких основаниях?

— Репутационные риски, — будто смакуя повторил Северов, — для компании. Недостаточная социальная ответственность первого лица. Несоответствие современным стандартам корпоративного управления.

Я встал и подошел к окну. Внизу, на площади перед офисным центром, горели фонари, освещая пустые скамейки и осенние клумбы. В одном из домов напротив кто-то не спал — в окне светился голубоватый свет телевизора.

— Дмитрий Михайлович, — сказал я, не оборачиваясь, — а не кажется ли вам, что все это слишком... надуманно?

— Что именно?

— Внезапная озабоченность советом моей личной жизнью. Статья в прессе, которая появилась как раз вовремя. Ультиматум с жесткими сроками.

Северов помолчал.

— Глеб, — сказал он наконец, — вы умный человек. Понимаете, что происходит.

— Понимаю. Мой отец нездоров, и вы хотите меня убрать.

— Я хочу, чтобы компания развивалась. А для этого нужен руководитель, соответствующий требованиям времени.

— И если я женюсь — буду соответствовать?

— Будете.

Я повернулся к нему:

— А если не женюсь? — снова повторил я, но скорее на автомате, не рассчитывая на новый ответ.

— Тогда в январе совет проголосует за вашу отставку. — Северов встал и застегнул пиджак. — Извините, Глеб, но это неизбежно.

Я сел обратно за стол.

— А кто займет мое место?

— Это решит совет. — Северов направился к выходу, но у двери остановился. — Знаете, я не хотел, чтобы все вышло именно так. Но вы сами загнали себя в угол.

— Каким образом?

— Отказавшись жить. — Он посмотрел на меня с чем-то похожим на сочувствие. — Тридцать пять лет, Глеб. Ни одних серьезных отношений, ни одной попытки создать что-то большее, чем карьера. Это ненормально.

— Кто решает, что нормально, а что нет?

— Жизнь решает. И жизнь показывает, что в одиночку долго не протянешь.

Особенно если тебе вставляют палки в колеса.

Когда Северов ушел, я остался один в полутемном кабинете. За окном город медленно засыпал — гасли окна в жилых домах, реже ездили машины по проспекту. Где-то там, в одной из квартир, Ника Орлова, наверное, помогала дочери с домашним заданием или просто пила чай на кухне, планируя завтрашний день.

Я достал телефон и открыл новости. Статья о "холостяцком синдроме топ-менеджеров" действительно набрала много комментариев. Большинство поддерживало журналистку: "Правильно пишет, неженатый мужчина в тридцать пять — это диагноз", "Если не может создать семью, как он будет управлять компанией?", "Где семейные ценности, там и стабильность бизнеса".

Были и защитники: "Личная жизнь — личное дело каждого", "Судить о профессионализме по семейному положению — средневековье". Но их было меньше.

Я выключил телефон и снова посмотрел в окно. В том доме, где раньше светился телевизор, теперь тоже было темно. Город окончательно засыпал, оставляя меня наедине с мыслями.

Женится. Найти жену за три месяца, как будто это покупка автомобиля или заключение контракта. Северов, конечно, прав — я действительно загнал себя в угол. Но не отказом жить, а неумением жить по-другому.

Я встал, собрал документы и выключил свет в кабинете. В коридоре было пусто и тихо — только гудение вентиляции и далекий шум ночного города за окнами. Я нажал кнопку лифта.

На двадцать третьем этаже лифт остановился сам собой — видимо, кто-то вызвал. Двери открылись, но никого не было. Только пустой коридор с приглушенным освещением и ряд темных офисов.

Я нажал кнопку первого этажа, но вместо этого вышел в коридор. Не знаю почему — просто захотелось пройтись по пустому офису, подумать в тишине.

Дошел до окна в конце коридора и посмотрел вниз. Отсюда был хорошо виден школьный двор — пустой сейчас, освещенный редкими фонарями. Завтра там снова будут бегать дети, а в понедельник дочь Орловой пойдет на уроки, не подозревая, что ее мать взвалила на себя проект, который может определить будущее всей нашей компании.

Интересно, каково это — нести ответственность не только за себя? Знать, что от твоих решений зависит не только твоя карьера, но и чье-то детство, образование, будущее?

Я попытался представить себя в роли семейного человека. Встаю утром, завтракаю с женой, отвожу детей в школу... Образ получался неестественным, как плохо подогнанный костюм.

А может, дело не в неумении, а в нежелании? Может, я просто боюсь того, что семья изменит меня до неузнаваемости?

Телефон завибрировал. Эсэмэска от неизвестного номера: "Глеб, это папа. Состояние ухудшилось. Приезжай завтра утром. Важно."

Я перечитал сообщение дважды. Отец никогда не писал эсэмэски, предпочитал звонить. Значит, дела совсем плохи.

Спустился на первый этаж и вышел на улицу. Ночной воздух был прохладным и свежим после офисной духоты. Я дошел до машины, но не стал сразу заводить двигатель. Сидел в салоне и смотрел на еще освещенные окна жилого дома напротив.

В одном из окон мужчина убирал тарелки