После развода. Первая жена - Екатерина Руслановна Кариди

- Госпожа Демидова, - обратился к Ане Соболянский. – Я бы хотел вернуться к той теме, что мы обсуждали.

- Да, конечно, - кивнула Аня, поворачиваясь к нему.

После этого разговор снова вошел в прежнее русло. О Марине Прохоровой как будто забыли, словно ее не существовало. Она еще некоторое время постояла, потом все-таки пошла к выходу, вздернув подбородок и громко цокая каблуками.

***

Потом Марина снова ела себя поедом, что не смогла достойно ответить тупой цветочнице. Ярослав Сомов, начальник безопасности, служивший сначала при Прохорове, а теперь полностью перешедший на ее сторону, всю дорогу, пока ехали домой, тяжело молчал. При этом таким взглядом смотрел на нее, что она чувствовала себя виноватой.

А она не могла смириться. С х*ра ли ей чувствовать себя виноватой?! Это цветочница пусть теперь переживает!

В конце концов, не выдержала, вызверилась на него:

- Что?!

- Не надо было лезть в пузырь, - обронил тот.

- Не учи меня! Я сама знаю, что надо, а чего не надо! Вечно вы лезете, достали!

- Если будет тест на отцовство, - словно не слышал ее воплей, медленно проговорил Ярослав. – Ты ничего не докажешь.

Отцом ребенка, которого Марина носила, был он. И для него все это было обидно и унизительно чисто по-мужски. И потому, что у него уже была продумана до мелочей совсем другая стратегия. Согласно которой, все должно было произойти естественным путем. Марина единственная наследница. Когда ее отец умрет, все достанется ей. А он будет рядом. Это был хороший план.

Который она похерила двумя словами.

Мужчина сейчас был хмур, словно грозовая туча. Осуждал?!

Ей хотелось заорать: «Пошел нах***!», но не получалось. Потому что сейчас Яр был единственным, на кого она могла опереться. Так ужасно было вдруг остаться одной и осознать свою беспомощность.

Марина не привыкла что-то решать, думать сама за нее всегда думал папа. Пал Палыч Прохоров был практически всесилен и мог провернуть что угодно, но сейчас он при смерти, и ей придется самой отвечать за свои слова. От этого Марину трясло, накатывали злость и безотчетный страх.

Но. В какой-то момент она словно прозрела, понимая, что это ШАНС. Взглянула на Ярослава и сказала:

- Мне срочно нужно видеть отца.

Когда дочка Прохорова ушла, к Ане приблизились двое. Мужчины лет сорока, плюс-минус, уверенные, что-то в повадке отдаленно напомнило ей Арсения. Та же стать – хищники. Один был рыжеват, широкий как шкаф, на лице выделялись светлые, словно выцветшие брови. Другой – рябой, лицо изрыто оспой, светлые волосы ежиком. Очень уж у него был холодный и пронзительный властный взгляд. От него исходило столько давящей силы, что хотелось пригнуться.

Судя по тому, как неуловимо подобрался рядом Владимир, а вокруг нее внезапно образовалась пустота, опасные типы. Рябой оглядел ее и проговорил:

- Госпожа Демидова?

Аня внутренне напряглась, однако же кивнула и ровно ответила:

- Да, это я.

- Я впечатлен, - мужчина хмыкнул, откинув голову набок.

У него был глуховатый голос не самого приятного тембра, и он не был красив уж точно. Но в целом, несмотря на изъеденное оспинами лицо, его даже можно было назвать интересным. И эта его манера держаться так, словно он король...

Не давала его никакого морального права разглядывать ее как вещь.

Аня чуть прищурилась и обвела взглядом зал, потом сказала, глядя в его пронзительные светлые глаза:

- Я вас не знаю, пожалуйста, представьтесь.

Он неожиданно сипло усмехнулся и подался вперед, сокращая расстояние между ними. Словно охотник, загоняющий добычу. В этом был тот самый специфический сексуальный подтекст. Попытка напугать, прогнуть ее как самку.

Черта с два. После того, что Ане пришлось пережить, ее этим уже не пронять. Она не двинулась с места.

- Не удивлен, - мужчина медленно выпрямился. – Что Арс в итоге выбрал вас.

Потом представился:

- Я Антон Серов, - и указал на второго. - А это мой брат Родион.

Аня сухо обронила:

- Очень приятно.

- Я бы хотел, чтобы вы работали на меня.

Хотелось послать его за такой наглый подкат, однако она твердо, без эмоций проговорила:

- Это невозможно.

Он некоторое время смотрел на нее, потом едва слышно сказал:

- Повезло Арсу.

А вслух добавил, повернувшись к рыжему:

- Дай.

Взял у него визитку и протянул Ане:

- Если потребуется какая-то помощь.

Поклонился ей и отошел. Рыжий шкаф тоже кивнул и отошел следом. Казалось, теперь за этими двумя тянется шлейф взглядов. Что уж говорить об Ане, которую просто ели глазами.

В какой момент понимаешь, что на сегодня все, лимит исчерпан? Аня повернулась к своему телохранителю. Он сам сказал:

- Уходим, Анна Александровна.

И двинулся к выходу, расчищая ей дорогу.

***

Всю дорогу, пока ехали домой, Аня отрешенно смотрела в окно.

Прием она выдержала. Но осадок такой, что до сих пор было тошно. Хотелось отмыться от всего и просто уснуть. Во сне время бежит быстрее.

- Анна Александровна.

Владимир.

- Да, - не сразу ответила она, по-прежнему гладя в окно.

- Вы же не поверили тому, что она сказала? – голос телохранителя звучал напряженно.

Поверила или не поверила, какое это сейчас имело значение?Предъявлять что-то она могла бы только своему мужу. Но его здесь нет. Значит, все это не имеет смысла.

Она наконец вскинула него взгляд.

- Все в порядке, Владимир, - сказала устало. - Давай домой. И… спасибо за поддержку.

Мужчина промолчал и отвернулся. Потом вытащил гаджет, что-то набрал в нем. Дальше до самого дома не было произнесено ни слова. Машины сопровождения, люди ее охрана. Надо было держать лицо, Аня не хотела перед ними расползаться.

Владимир довел ее до двери комнаты, сказал:

- Отдыхайте, Анна Александровна.

Развернулся и ушел.

Наконец она осталась одна.

На столе уже стоял поднос с ужином, Аня знала, что сегодня ее никто больше не побеспокоит. Надо переодеться, принять душ, потом поесть что-нибудь, а после лечь спать. Но вместо этого она подошла к окну. И так и стояла там, глядя невидящим взглядом в темноту.

Вдруг за спиной едва слышно скрипнула дверь.

Аня обернулась на звук, ожидая чего угодно. И так и застыла, глядя в темный дверной проем.

***

Каково это, следить за собственной женой издали?

Не давать права себе прикоснуться. А потребность выжигает изнутри, требует лечь рядом, зарыться лицом в ее волосы