Гнев изгнанника - Монти Джей

Опустив голову, я пробираюсь через толпу наследников и переодетых бездельников, стараясь не обращать внимания на то, как некоторые люди сжимаются, когда я прохожу мимо, и их голоса меняются от высоких возбужденных криков к тихому шепоту.

Я проталкиваюсь через толпу, не отрывая глаз от кухни. Просто возьму то, что мне нужно. А затем вернусь в свою комнату. Все просто.

Просто ведь? Да.

Без отвлекающих факторов? Нет.

Колеблясь и сжимая в руке бутылку наполовину выпитой текилы, на мраморном столе стоит моя самая нелюбимая Ван Дорен.

Громкий свист пронзает мои уши, когда я прислоняюсь к дверному проему, спрятавшись за толпой людей, собравшихся в кухне, чтобы посмотреть на прослушивание Фи в «Coyote Ugly Saloon».

Зажатая между двумя девушками, одетая в темно-красные кожаные штаны, опасно низко сидящие на бедрах, она раскачивается в такт музыке. Группа горячих парней хлопает ладонями по мрамору, подбадривая их.

Самая нелюбимая, да, но, боже, с ней так, блять, весело.

Фи изо всех сил старалась избегать меня после нашей стычки в библиотеке, держась на расстоянии дома и уходя, когда замечает меня на территории кампуса. Я почти уверен, что она даже стала запирать дверь на ночь, отчаянно пытаясь воздвигнуть между нами стену, потому что боится.

Боится того, что я сделаю в отместку за ее маленькую шутку.

Я знаю, что она боится, что я расскажу про случившееся на водонапорной башне, но ей не о чем беспокоиться.

Мы оба пострадаем, если об этом кто-нибудь узнает.

Ее семья. Мое будущее.

— Снимай! — кричит кто-то, как раз перед тем, как другие девушки спрыгивают вниз, исчезая на заднем плане, а Фи продолжает чувственно поднимать свою майку все выше и выше, не обращая внимания на то, что ткань остановилась чуть ниже лифчика, наслаждаясь вниманием.

В любом случае, никто не смотрел на других девушек.

Нет, когда Серафина входит в комнату, она привлекает внимание всех, кто находится достаточно близко, чтобы ее увидеть. Это ее гребаный мир, а мы просто наблюдаем, как он движется по кругу.

Маленькая шлюшка, жаждущая внимания.

Я провожу языком по зубам, когда она опускается на колени, беззаботно откидывая волосы. Мои глаза пожирают вид, поглощая кожу ее обнаженного живота, обтягивающую ткань, покрывающую ее упругую попку, на которую все хотят наброситься.

Включая того извращенца, наклонившегося, чтобы заглянуть под ее юбку. Он кричит ей пьяные слова, и я точно знаю, что он из тех парней, которые не примут отказа.

Я ненавижу ее, но я не позволю ни ей, ни кому-либо еще подвергаться сексуальному насилию.

Я пробираюсь сквозь толпу, проталкиваясь к краю островка, который служит импровизированной сценой.

— Убирайся, — рычу я парню перед собой.

Он поворачивается, с расфокусированным взглядом и раздраженный, пока не понимает, что я крупнее его.

Намного крупнее.

— Да, чувак, она твоя, — бормочет он, опуская голову и исчезая в толпе.

Я поворачиваюсь лицом к Фи, и как раз в тот момент, когда она сгибает тело в форме буквы S, приседая с закрытыми глазами, я обхватываю ее лодыжку пальцами.

Моя челюсть сжимается, когда она открывает глаза.

Зеленые, как морское стекло, мутные и расфокусированные от алкоголя. Осколки стекла, вымытые на берег, сглаженные приливом, но все еще острые, если присмотреться.

— Не порти мне настроение.

Ее розовые губы искривляются в улыбке, настоящей улыбке.

На мгновение, всего на мгновение, у меня перехватывает, блять, дыхание. Легкие с трудом расширяются, мозг забывает, как управлять простыми функциями организма.

Фи улыбается всем.

Эта улыбка появляется нередко. Как солнце, которое восходит каждое утро, даже когда не хочет этого. Фи по натуре – лучик света, где угодно и когда угодно.

Но Серафина Ван Дорен улыбнулась мне впервые.

Я быстро прихожу в себя, сжимая ее лодыжку, ногти впиваются в кожу.

— Не знал, что на студенческие вечеринки нанимают стриптизерш.

Ее глаза сужаются.

Ага, вот и оно.

Ее улыбки могут быть адресованы не мне, но ее ярость? В этом я мастер.

Никакое количество текилы не сможет стереть ее отвращение ко мне. Фи наклоняется ближе, пряди свежеокрашенных рыжих волос падают ей на лицо, позволяя мне почувствовать запах ванили, отпечатавшийся на ее коже.

— Руки прочь, Синклер. За это развлечение ты не сможешь заплатить, — ее голос – ядовитый мед, липкий и сладкий с резкой ноткой, глаза блестят от озорства.

Из динамиков раздается какая-то поп-песня 2000-х, вызывая массовую реакцию людей вокруг нас, которые с визгом бросаются искать кого-нибудь, чтобы прижаться к ним своими пьяными телами.

Фи отрывает от меня взгляд и оглядывается по сторонам, вероятно, пытаясь найти кого-нибудь, кто спасет ее от социального самоубийства.

Серафина Ван Дорен не признает моего существования в присутствии других людей. Она, наверное, скорее отрежет себе палец ножом, чем позволит увидеть, как она разговаривает с Синклером на людях.

Но мне плевать, если весь город будет смотреть, как их королева падает на колени перед изгоем-ублюдком.

Я уже засунул руку в передний карман и вытащил из пачки денег хрустящую стодолларовую купюру. Когда она пытается встать, я дергаю ее за лодыжку, пока она не теряет равновесие, и ухмыляюсь, глядя, как она падает прямо на задницу на мрамор.

Ее рот открывается, чтобы что-то сказать, но я просто тяну ее к краю островка. Одна ее нога свисает сбоку, а другую я закидываю себе за спину, прижимая наши тела друг к другу, соединяя нижнюю часть своего тела с ее.

Я поднимаю купюру между средним и указательным пальцами, опуская взгляд на ее губы.

Соблазн слишком велик, когда ее розовый язычок облизывает пухлые губы, будто их укусила пчела. Медленным, обдуманным движением я провожу купюрой по ее красным губам, оставляя на хрустящей зеленой бумаге след от ее любимой яркой красной помады.

Я опускаюсь ниже, оставляя жгучий след на ее подбородке, и нежно обвожу купюрой изгибы ее шеи. Наши глаза прикованы друг к другу, произнося слова, которые мы никогда не скажем вслух. Я чувствую, как ее дыхание замирает в горле. Уверен, она не хотела, чтобы я это слышал, но до моих ушей доносится тихое хныканье. Пульсация на ее шее совпадает с быстрым биением моего сердца.

Каждый мой вдох липкий, горячий и пахнет ванилью, наполняя грудь жгучей напряженностью, от которой я готов задохнуться. Кончики моих пальцев скользят по мягким изгибам ее груди, прежде чем скользнуть в вырез ее блузки и устроиться между ее грудей. Ладонь моей правой руки ласкает