Ты (не) выйдешь за меня (СИ) - Лефлер Арина

Кругом все такое красивое. Я себе все не так представляла.

Когда мы семьей отдыхали на море, то останавливались в частном секторе, где душ принимали за цветной клеенкой во дворе, а на двухконфорочной печке в тесной кухне пять, Карл пять! домохозяек по очереди готовили ужин. И до моря нужно было топать двадцать минут.

Наш папа уважал спартанские условия жизни и экономию семейного бюджета.

Стеклянные двери разъезжаются перед нами, и я не успеваю остановиться, упираюсь в Мишу.

— Миш, ты чего? — почти падаю, но он меня подхватывает.

Так приятно в его крепких руках! Уютно.

— Привидение увидел. В хорошем смысле слова.

— Какое привидение? — ворчу на него. — Ты о чем, здесь живут привидения? — Озираюсь по сторонам.

— Я пошутил, — обнимает и целует в висок. — Потом расскажу.

Подходим к ресепшен. Кладем документы для регистрации. За стойкой улыбчивый администратор смотрит наши паспорта.

Очень стильный молодой человек. Классная стрижка с шапочкой волос на макушке, ухоженные руки, но вот с винирами перестарался, слишком белые. Смотрятся как обычные зубы на чернокожем, даже синевой какой-то отливают. Очень неестественно.

Он внимательно проверяет сначала Мишин паспорт.

Поднимает голову и спрашивает:

— Краснов Михаил Павлович?

Миша молча кивает. Чувствую его напряжение. Не пойму, в чем причина? Он что, думает, что нас не поселят в один номер? Так мне Никита давно поделилась, что сейчас не Советский Союз, когда в одном номере могли останавливаться только супруги.

— Вам забронировано? — спрашивает администратор и после Мишиного кивка начинает вносить данные в компьютер.

Мой паспорт подвергается тому же действу.

— Белова Людмила Петровна? — Киваю и залипаю на его глазах.

Такая глубокая синева, глаз не оторвать. Такого цвета не бывает. Знаю. Это линзы.

У Никиты таких целая коллекция. Каких оттенков только нет. От черных, превращающих глаза в черные бездонные ямы, как у демоницы, до серых с узким вертикальным зрачком, как у оборотня. На работу она носит обычные, иногда играется оттенками, а вот в ночных клубах отрывается на всю катушку.

Мои данные заносятся в компьютер, и мы топаем к лифту. Жить мы будем на третьем этаже. Уже хорошо. Боюсь высоты.

Мальчишка впереди с вещами, мы топаем следом. Миша по-прежнему какой-то напряженный.

Все! Выдохни, милый! Полиция нравов пропустила наш союз.

Вселяемся.

В номере по-современному круто. Хоть и нет сил рассматривать, но замечаю панорамное окно во всю стену с дверью на балкон, огромную плазму на стене. Белые халаты и полотенца, такой же кафель и душевая кабинка в ванной сверкают чистотой.

На автопилоте мою руки, возвращаюсь в комнату, раздеваюсь и падаю на низкую кровать.

Как хорошо!

— Миш, матрац такой удобный! Прямо на облаке плывешь, — засыпая, шепчу, привалившемуся рядышком любимому.

— Угу, — бурчит он довольно, по-собственнически меня обхватывая и придвигая ближе к своему горячему телу.

Вот я и уплываю в мир снов.

А сон мне снится не очень хороший. Я такой сон не люблю. Во сне я гольфы черные примеряю. А это не к добру. К смерти чьей-то. Только к чьей?

Глава 62

Спасибо Мише. Он будит меня и вытаскивает из этого сна.

— Люся, проснись, — слышу его, словно из тумана, и иду на голос. — Ты чего, плачешь? Так громко всхлипывала, что меня разбудила.

Я и сама слышу свои приглушенные рыдания.

Глаза печет, нос заложен, в глотке булькает. В груди сердце тарахтит, словно сломанный мотор.

Больно-то как. Еще ничего не случилось, а уже больно. Только от мыслей, что что-то может случиться.

Мишины теплые пальцы касаются моих мокрых щек и убирают влагу. Молча машу головой. Я не помню, что мне снилось еще, я помню только черные гольфы на моих ногах, противно облепивших икры и сжавших до боли. Судорогу ощущаю в мышцах до сих пор.

— Приснилось что-то? Плохое? — прижимает к груди, словно грудного ребенка и начинает укачивать.

Обхватываю его подмышками. Кладу голову на грудь.

— Подожди, — убираю его руки и отодвигаюсь, поворачиваюсь спиной к окну и, как когда-то учила бабушка бормочу: — Куда ночь, туда и сон, куда ночь, туда и сон, куда ночь, туда и сон, — повторяю трижды и плюю столько же через левое плечо в сторону уже светлого окна.

Вижу встревоженную улыбку на Мишином лице и призывно распростертые объятия, возвращаюсь в его теплые руки.

— Все? — обнимает он меня крепче и снова прижимает к груди. — Отвела беду?

— Не знаю, — говорю, а сама липну к нему. Мне сейчас так нужны его тепло и ласка. И снова хочется плакать в его уютную жилетку.

— Что хоть приснилось-то? Расскажешь?

— Нет, — машу головой, — нельзя, а то, не дай Бог, сбудется.

— Глупости и предрассудки, — фыркает он ласково и целует меня в глаза, в нос. Берет в ладони лицо и целует губы. Его нежность и любовь успокаивают меня, и я на время забываю все.

Я не замечаю, как остаюсь без белья, Миша тоже без трусов. Его возбуждение передается и мне. Трусь об него, словно мартовская кошка, мурчу и всхлипываю от счастья.

— Маленькая моя, — Мишино нежное бормотание во время наших занятий любовью наполняет сердце ответной нежностью. Глажу его мощные руки и грудь, игриво щипаю за соски. Веду вниз, по темной дорожке ладонью и случайно касаюсь его бархатистой мужественности. Чувствую, как он дрожит под моей ладонью, а Миша глубоко вздыхает и смотрит мне в глаза.

— Готова?

Секс в новом месте и звучит по-новому. Мы вместе совсем недавно, но Миша сумел разбудить во мне женщину, и я уже не боюсь касаться его в любых местах. Мне не стыдно.

Как говорит Миша: «Что естественно, то не безобразно».

А когда в спальне остаются двое, то это их личное дело, что им творить или вытворять.

Я сама сажусь на Мишин живот мокрой промежностью, согнув в коленях ноги. Обхватываю рукой за шею, придерживаю, чтобы ему было удобно целовать мою грудь. Он всасывает поочередно мои острые пики.

Наслаждение волной расплывается по всему моему телу, встречаясь с мурашками. Они вместе собираются в излучине, добавляя жара туда, где мы с Мишей уже соединились. Миша смотрит туда и задерживает на мгновение дыхание.

— Что ты со мной делаешь, Люсь? — то ли вопрошает, то ли утверждает.

Осторожно поправляет меня, касаясь за попу.

— Подвинься, лапа, чуток, — говорит с придыханием и приподнимает.

Не помню, когда он успел надеть презерватив. Виртуоз. Обычно, обещает успеть выскочить.

Я чувствую, как в меня входит его твердость, и насаживаюсь целиком. Миша прикрывает от наслаждения глаза, а я, наоборот, вытаращилась и смотрю на него. Повержен. И порабощен. Как и я.

— Люсь, как хорошо, наездница моя, — на полустоне шелестит Миша. — Ну что, поскакали?

Киваю, молча открывая и закрывая рот от неожиданности, словно рыба.

И мы скачем. Я подскакиваю сверху, Миша старается, смешно пыхтит, снизу.

Ах, как же хорошо!

Эти минуты нашего единения с каждым разом для меня становятся все желаннее и желаннее. Я впервые наездница, раньше Миша шалил сам, выбирая разные позы. Сегодня позу выбрала я, и для меня это шаг.

— Миш, ты куда смотришь? Поворачиваю голову и замираю.

В отражении зеркальной двери на шкафу два обнаженных тела сплелись и занимаются любовью. Кожа блестит от пота, движения завораживают, глаза полыхают жаром похоти.

Картинка, не оторваться.

Это мы с Мишей? Серьезно?

Как красиво!

Не идет ни в какое сравнение с порнушками, что мы когда-то смотрели с девчонками.

Двигаюсь навстречу Мишиным толчкам, любуясь на наше отражение.

Извращенцы! Какие же мы извращенцы!

Наконец отрываюсь от завораживающей картинки, нахожу Мишин шалый взгляд и не удерживаюсь, рухаю со всей силы в негу оргазма.

— Ми-и-иш, — стону, чувствуя легкие судороги, метнувшиеся от промежности по телу вверх, в голову, и вниз, в пальчики ног. Падаю на грудь любимого и смеюсь.