Отец на час. Работает спецназ - Лина Коваль
Смеется.
А я не могу…
- Кира! - топаю ногой. - Речь идет о моем сыне. О Леоне!...
- Я все понимаю, - вздыхает она. - Сама ведь ему жопку подтирала… Нам надо успокоиться, ты должна осознать, что это просто попытка выбить тебя из седла.
- Из седла? Кира, да я уже на земле!...
- Этого Побединские и добиваются.
- Может, и правда отдать им все, что они просят?
- Ты дура?
- Я мать!...
Все сегодня сразу пошло не так. Я в юридических терминах не очень сильна. Адвокат Побединского попросила слово, сразу подскочила к судье.
Фразы я слышала обрывками: «…определения местожительства ребёнка…», «объединение делопроизводств», что-то ещё.
Потом сидела как в воду опущенная.
В зал зашел мой сын. На лице - смертельная обида, а в глазах что-то вроде чувства вины, но такого отдаленного, что так сразу и не заметишь.
Пока Лео, можно сказать, свидетельствовал против меня, рассказывая, как много я провожу времени на работе и как он предоставлен сам себе, я пристально его разглядывала.
Как-то по-новому.
Когда он успел так вырасти?... И что он, черт возьми, несет?
Добило меня появление Попова.
Андрей, выступая перед судом, полностью подтвердил слова Леона как его крестный и друг семьи и высказал свое мнение: он считает, что сын должен жить с отцом. Так правильно.
- Федерика! - окликают сзади.
Легок на помине.
- Иди на хрен! - кричу.
Кира шикает на нас обоих и поскорее тянет меня на выход. Сразу уезжает: у нее сегодня ещё два заседания.
На улице только-только прошел дождь. Воздух такой свежий и прохладный, что я дышу часто-часто. Вот только спокойствия это не приносит.
- Ты уволен, Попов. - Как чувствую, что он всё ещё тащится сзади.
- Ну че ты начинаешь, Побединская? Сама говорила, что работу и личное мешать - последнее дело.
- Есть вещи, которые не прощают, Андрей.
- Давай поговорим. - Он хватает меня за руку.
- Я хочу поговорить с Леоном
- Он не хочет сейчас с тобой разговаривать.
- Пусть скажет мне это в лицо, - не сдерживаюсь и, развернувшись на низких старушечьих каблуках, одергиваю длинную юбку. Все инструкции Киры я выполнила четко - никаких украшений и брендовых сумок.
Только вот судья на меня вообще не смотрела. Ей будто все равно.
- Не дави на него, - рассудительно просит Андрей, и выражение его лица смягчается. - Рика, ты сейчас должна успокоиться. Леону шестнадцать лет. Коля для него такой же отец, как и ты мать. Это всего лишь выбор мальчика.
- Я уверена, они заставили его принять такое решение. Сам бы он никогда не додумался.
Попов застегивает пуговицу на пиджаке и признается:
- Я разговаривал с ним перед тем, как прийти сюда. Наедине и без свидетелей. Рика, Леон сам захотел и знал, что ты будешь против. Он страшно скучает по отцу, а ты поселила в доме какого-то солдафона…
- Влад… Владислав Алексеевич не солдафон.
- Не прикидывайся, Леон все мне рассказал. У тебя с этим бывшим ментом шуры-муры.
- Шуры… что?... - кажется, ещё больше краснею. - При чем здесь это, Андрей?
- При том, - Попов разводит руками. - Тебе интереснее строить собственную жизнь, чем осознать, что человек в твоем доме явно лишний.
- Это бесполезный разговор, Андрей. Я не собираюсь во всем потакать подростку. Это неправильно. Существует вопрос безопасности, им занимается Влад. От Леона лишь требовалось относиться к нему вежливо.
- Подумай о том, чтобы освободить дом от левых мужиков.
- Ты забываешься, Попов, - просто нестерпимо хочется ему врезать.
- Серьёзно!... Иначе останешься без сына.
- Это мы ещё посмотрим! - непримиримо возражаю. - Будь здоров.
Из здания суда выходят Коля и Леон. Сын, увидев меня, сразу отворачивается, а бывший муж обнимает его за плечи. Сев в машину, молча наблюдаю, как они что-то активно обсуждают и, скрывшись в автомобиле юриста Побединского, уезжают вместе.
Как только горящие стоп-огни скрываются за поворотом, я обессиленно падаю на руль и позволяю себе выплакаться.
На самом деле, ни одна мать к тому, что случилось со мной сегодня, не готова.
К этому просто невозможно подготовиться…
Я ожидала нож в спину от кого угодно, но только не от собственного сына.
Всю дорогу до дома меня трясет от несправедливости и подростковой жестокости. От Побединского я давно не жду ничего хорошего, а вот Лео действительно меня удивил и размазал.
Да, из всех наших детей он больше всего привязан к отцу. Хочется верить, что Коля не порвет эту хрупкую нить между ними. А ещё мне хочется позвонить сыну и истерично кричать что-то вроде «Я потратила на тебя лучшие годы жизни, а ты?», но я не буду опускаться до такого.
В общем, безумно сложно оставаться во взрослой позиции, поэтому я окончательно решаю провалиться в детскую и, остановившись на обочине, звоню отцу.
- Федерика, тесоро мио [1], - папа тепло здоровается, и моя душа снова плачет.
- Привет, пап, - всхлипываю. - Как у вас дела?... Как вообще… погода?...
Кусаю губы, чтобы сразу не разрыдаться, и слушаю довольно сухие ответы:
- Дела просто прекрасно, готовимся с мамой к отпуску на Сардинии... А вот погода… нас уже неделю заливает дождями… но что-то мне подсказывает, что ты, Федерика, позвонила сегодня не для этого.
- Леон решил жить с отцом, - выпаливаю, прикрывая глаза.
- И что тебя в этом смущает?...
- Ну, - опускаю голову набок, - помимо того, что он сделал это самым мерзким образом и не удосужился сказать мне в лицо…
- Какой низкий поступок. Я был о Леоне-Александре лучшего мнения, - строго, но дипломатично произносит папа.
Я киваю и даже улыбаюсь.
В этом весь мой отец.
Он никогда не говорит лишнего и всегда предельно аккуратен со словами и эмоциями. Работа послом научила его именно этому.
- Ты ведь знаешь, что Побединский хочет мой бизнес?
- Маскальцоне!...[2] - сердится.
- Мне кажется, он собирается использовать в этих целях наших детей. Начал с Лео… но есть ещё Эльза и Маша.
- Думаю, ты зря беспокоишься. Сама говорила, что Маша об отце даже не вспоминает.
- А ещё я переживаю, что у Леона сейчас сложный возраст, -
