Гнев изгнанника - Монти Джей

Алистер поднимает глаза, его темные волосы зачесаны назад, борода обрамляет линию подбородка, а острые черты лица смягчаются лишь легкой иронией в глазах.

— У меня двадцать пять тату-салонов на Западном побережье. Гараж «Инферно» принадлежит нам с Руком.

— Что тебе нужно? — спрашиваю я ровным тоном.

— Есть сигарета?

Я хмурюсь, роюсь в заднем кармане и бросаю ему пачку, почти не задумываясь. Она с глухим стуком падает на стол, и его татуированные пальцы вытаскивают сигарету и зажигают ее с привычной легкостью.

— Ты же знаешь, что их продают пачками, да?

Он смеется и кладет фильтр в рот:

— Жена хочет, чтобы я бросил курить. Украсть у тебя пару сигарет – мое спасение.

Так происходит каждый раз, когда он появляется. Мы почти не разговариваем – в основном просто курим и молчим. Это не неловко, просто… так, как есть, как изношенная рутина, которую никто из нас не хочет нарушать.

А, вот почему здесь было свободное место.

Самое трудное, с чем мне пришлось смириться с тех пор, как я попал в мир Парней из Холлоу, – это не их богатство или власть.

Это то, что они хорошие отцы.

Я годами верил, что эти люди – корень всех бед Пондероза Спрингс, источник несчастья моего отца и, как следствие, моего. Я представлял их бездушными тиранами, правящими своими империями железной рукой и закрытыми глазами.

Я думал, что Алистер Колдуэлл не отличается от них, что он позволил Эзре балансировать на грани, думая, что деньги защитят его сына от всего плохого в этом мире. Я был уверен, что это ложное чувство безопасности, которое богатые люди создают для своих детей: буфер из денег и влияния, как будто это действительно может защитить их от такого явления, как наркомания.

Но я ошибался.

Я достаточно часто наблюдал за Алистером и Эзрой, чтобы понять, что их отношения не простые.

Алистер не слеп к тому, что делает его сын, он точно знает, когда тот переступает черту, которая может сломать его. Алистер не приукрашивает. Он строг с Эзрой, неумолим в своем гневе, но есть в нем еще что-то – то, чего я никогда не видел в глазах своего отца. Это страх, чистый и неистовый. Страх, что Эзра совершит ошибки, которые будут стоить ему жизни, если он не будет осторожен.

Каждый раз, когда они заканчивают одну из таких ссор, я пытаюсь спросить, в чем дело. Эзра всегда хлопает дверью, уходя за стену разочарования, но даже в этом есть ощущение безопасности. Это тот вид гнева, который проистекает из заботы, из осознания того, что кто-то готов устроить войну, только чтобы ты остался жив.

Я знаю, каково это – смотреть в глаза отцу и видеть только равнодушие. Истон всегда был рядом физически, но никогда не был рядом ментально. Его взгляд был пустым, опустошенным зависимостью и сожалениями, от которых он не мог избавиться.

Ему было все равно, если я пострадаю, упаду, споткнусь и окажусь в той же тьме, которая поглотила его. Не было ночных нотаций, рук, которые бы направляли меня, постоянного присутствия, напоминающего, что я не совсем один.

Но эти люди? Алистер, Рук, Сайлас? Даже чертов Тэтчер Пирсон, который выглядит почти как труп, – отличный дядя. Я видел, как он на День Благодарения вместе с Сайласом строил кукольный домик – чертов кукольный домик – для Стеллы.

Они бы весь мир сожгли дотла, если бы это означало безопасность для их детей. И несмотря на все, что я ненавидел в Парнях из Холлоу, я не могу ненавидеть их за это.

— Это все? — спрашиваю я, указывая большим пальцем на машину. Между нами висит невысказанный вопрос: могу я теперь уйти?

Алистер выдыхает струю дыма, его взгляд уходит вдаль, а затем снова фиксируется на мне.

— В твоем возрасте я был известен как драчун. Я дрался с людьми. С членами моей семьи. С Пондероза Спрингс. Я дрался чертовски много, — его голос звучит как гравий, когда он прижимает меня своим темным взглядом. — Я должен был бороться за тебя сильнее, Джуд.

Эти слова были неожиданными, как удар, который я не заметил, и он выбил из меня весь воздух. Я почувствовал знакомое жжение горечи в горле, но это не было то чувство, которое хотелось выплеснуть наружу – это было медленное, болезненное сжатие.

— Я пытался убедить твоего отца отдать тебя мне. Я пытался, пока тебе не исполнилось семь лет. Каждый раз он говорил одно и то же: ты – все, что у него осталось, — Алистер прочищает горло, словно воспоминания слишком тяжелые для него. — Я не хотел отнимать его у тебя, но и не хотел, чтобы ты страдал. Я никогда не хотел, чтобы ты страдал, Джуд.

Я понимаю всю иронию ситуации. Парни из Холлоу были причиной моего падения, призраками, преследовавшими моего отца в его зависимости, теми, кто оставил меня гнить в доме, который был далек от безопасности.

Но они же были первыми, кто предложил мне руку помощи. Может, поэтому я был так зол все эти годы – не потому, что они что-то у меня отняли, а потому, что у них было то, чего у меня никогда не было.

И теперь, стоя здесь и слушая слова Алистера, я понимаю, что зависть не исчезла полностью. Она просто изменилась. Теперь дело не столько в ненависти к их наследию, сколько в желании найти свое место – такое, что принадлежит мне; где не так пусто.

Я кусаю внутреннюю сторону щеки, и медный привкус крови приводит меня в чувство.

— Это ты отправлял деньги, да?

— Да.

Папа не работал, кроме наркотиков, он почти ничего не делал. Я не должен удивляться, но все же удивляюсь.

— Я, как никто другой, знаю, что бросать деньги на ветер ничего не решает, но я просто хочу, чтобы ты знал: если тебе когда-нибудь что-нибудь понадобится, Джуд, что угодно, я здесь. Эта семья будет поддерживать тебя, сколько бы тебе это ни было нужно.

Слово «семья» больно режет. Для меня это слово всегда было скорее мифом, чем реальностью. Но впервые оно не кажется пустым обещанием.

Это странное чувство, как будто тебе протягивают руку, которой ты не уверен, что можешь доверять, но отчаянно хочешь схватиться за нее. Впервые я вижу Парней из Холлоу не просто как