Порочная невинность - П. Рейн
– Понимаю. – Я подношу ее руку к губам и целую костяшки пальцев. – Мы должны быть осторожны. Чтобы никто не узнал.
Говорю это не ради себя. Я наследник мафиозного клана Ла Роса. Никто и глазом не моргнет, узнав, что я сплю с кем-то, кроме своей невесты. Так устроен мир. Конечно, отец пожурит меня, посоветует быть более сдержанным, однако по-настоящему никто меня не осудит. А вот София запятнает себя, и вот это должно быть совершенно исключено. Я не могу допустить, чтобы по моей вине ее считали ничтожеством.
– Я никому не скажу. Даже Мире.
Я недоверчиво приподнимаю бровь.
– Я серьезно.
Черт, какая мерзость, что мы должны хранить наши отношения в секрете, но другого способа защитить репутацию Софии и обеспечить ее будущее нет. Я обнимаю ее за шею, притягиваю к себе и целую, затем вздыхаю.
– Мне пора идти. Никто не должен знать, что я был у тебя. Если я останусь, то могу уснуть, и мне не удастся уйти незамеченным.
– Понимаю, – шепчет София и отодвигается, словно боится, что я не смогу уйти, если она останется рядом.
А может, я просто выдаю желаемое за действительное. Господи! Один раз переспав с этой девчонкой, я поехал мозгами. Что за херня?
Мы одеваемся, и она провожает меня до двери:
– Когда мы будем обсуждать следующую пятницу?
Я усмехаюсь. Сама ответственность! Я только что лишил ее девственности, и это все, что она может сказать на прощание.
– Как насчет завтрашнего вечера?
Она съеживается:
– Завтра вечером у меня встреча с Джованни.
Я шагаю вперед и прижимаю ее к стене.
– Ты все еще намерена с ним встречаться? После того, что случилось?
Она открывает рот, однако я не даю ей сказать ни слова.
– Можешь не отвечать. Ты, наверное, считаешь меня мудаком, раз я спрашиваю, учитывая ситуацию. Вот тебе кое-что на прощание, пока не убежала к своему stronzo[7].
Я прижимаюсь к ней и жадно завладеваю губами. Когда я отстраняюсь, она тяжело дышит и опускает глаза. Пусть вспомнит мой поцелуй, когда будет сидеть напротив этого козла завтра вечером.
Я приоткрываю дверь и, убедившись, что коридор пуст, выскальзываю наружу. Оборачиваться нельзя, иначе не уйти. На лестнице я останавливаюсь, прежде чем подняться на свой этаж. Тянет назад…
Я по уши в дерьме.
21. Антонио
Я просыпаюсь за полчаса до созвона с отцом, быстро принимаю душ и иду вниз. Весь на нервах, снимаю трубку и набираю номер. Прежде всего я хочу узнать, есть ли новости об отце Томмазо.
Он отвечает после первого же гудка.
– Антонио, – угрюмо произносит отец, и у меня по спине пробегает холодок.
– Что случилось?
Он тяжело вздыхает, и я понимаю, что сейчас услышу плохую новость.
– Найдено тело Лео.
Трубка выскальзывает из руки, я ловлю ее на лету. Я безвольно оседаю в кресле. Я не исключал возможности, что отец Томмазо убит, и все же надеялся, что его найдут живым.
Я беру себя в руки:
– Когда?
– Труп прибило к берегу вчера вечером. По словам нашего источника, его сильно избили, а потом выстрелили в голову. Судя по степени разложения, со времени смерти прошла неделя.
– Черт!
– Это не все.
Я сжимаю трубку:
– Что?
– Ему выкололи глаза.
– Чертовы русские! Их почерк.
Я провожу рукой по волосам.
Русские всегда оставляют визитную карточку. На случай, если умершего захотели бы похоронить в открытом гробу.
– Скажи Томмазо. Я пообещал Коринне, что мы ему сообщим.
Я боюсь нести другу страшное известие, хотя знаю, что мне придется сообщать подобные новости не один раз. Просто это впервые, и он, черт возьми, мой лучший друг.
– Ладно. Известно, что стряслось?
– Не больше, чем на прошлой неделе. Я попросил других капо поспрашивать своих ребят, и никто не думает, что Лео замешан в каких-то мутных делах. С другой стороны, русские не стали бы выбивать из кого-то информацию от нечего делать. Вопрос в том, что они пытались выяснить.
«Если это и вправду русские», – думаю я про себя. Всего лишь интуиция, но ее нельзя сбрасывать со счетов.
– Вариантов немало, – говорю я. – В любом случае мы этого так не оставим. Сначала оружие, теперь… Похоже на объявление войны.
Я вспыхиваю праведным огнем мести. Единственная проблема в том, что здесь я связан по рукам и ногам. Да еще Томмазо: он не будет сидеть кулем, наверняка попытается отомстить за отца. Кстати, надо найти способ его успокоить.
– Никому нельзя доверять, – бросаю я и смотрю, как отреагирует отец.
Поймет ли он, что я имею в виду? Думает ли о том же?
– Согласен.
Он не произносит этого вслух – видимо, из уважения к тому факту, что один из его самых надежных капо найден изуродованным и убитым, однако по голосу ясно: он не исключает предательства среди своих.
– Когда похороны?
– На неделе, точно пока не определились. Мы пришлем за вами машину во вторник.
– Хорошо.
– Скажи Томмазо, чтобы он позвонил своей матери.
– Ладно.
– Увидимся во вторник, сынок.
Мы молчим, скорбя о потере хорошего человека. У нас не принято проявлять чувства или изливать душу. Я вешаю трубку, отодвигаю стул и запускаю руки в шевелюру, хоть и знаю, что после этого волосы будут стоять дыбом. Мне предстоит нанести лучшему другу такой удар, который поставит его на колени. Что бы я чувствовал на его месте? Наверное, хотелось бы сжечь весь мир дотла.
Я направляюсь к лифту и нажимаю кнопку третьего этажа. Потом иду в комнату Томмазо, следующую по коридору за моей.
Стучу три раза, дверь распахивается. Увидев меня, Томмазо замирает. Очевидно, я не так хорошо умею скрывать эмоции, как надеялся: он сразу понимает, что это не просто дружеский визит.
Я молча прохожу в комнату. Томмазо закрывает дверь и провожает меня взглядом.
– Надо поговорить, – начинаю я.
– Ты только что звонил отцу? – спрашивает он.
Я указываю на диван:
– Присядь.
– Просто скажи, Антонио.
– Сядь, – не терпящим возражений тоном повторяю я.
Он садится, поняв, что спорить бесполезно.
Я не сажусь рядом: уже понял, какой будет реакция. По себе знаю.
– Есть новости о твоем отце.
– Черт возьми, ты скажешь или нет?
Томмазо наклоняется вперед, его глаза широко раскрыты и полны тревоги.
– Прошлой ночью тело нашли на пляже. Убит выстрелом в
