Опасная любовь командора - Ульяна Муратова
На курсанта было больно смотреть, и в то же время мне стало смешно. Дико смешно. Настолько смешно, что я отвернулась к окну, с трудом сдерживая рвущийся наружу хохот.
— Гарцель Боллар, будьте так любезны, предоставьте ваш кабинет в моё распоряжение на пару минут. И закройте за собой дверь.
Спорить не стала, степенно вышла за дверь, плавно закрыла её за собой и только потом метнулась в тупиковую часть коридора, где ткнулась лицом в стену и дала волю истерическому смеху, от которого на глаза даже слёзы навернулись.
Пару минут спустя из моего кабинета пробкой вылетел шмыгающий носом курсант, а вслед за ним ровным шагом вышел командор, нашёл меня взглядом и явно хотел прочитать очередную нотацию, но вместо этого его губы дрогнули, а потом он широко улыбнулся и расхохотался вместе со мной.
— Рад, что у вас есть чувство юмора, — наконец сказал он, отсмеявшись. — Сегодня после вечерника жду вас на построении. Явка обязательна, я сделаю небольшое объявление.
Я лишь кивнула, не способная на членораздельную речь. Вернулась в кабинет, утирая слёзы в ожидании следующего курсанта и его рези.
Ровно в этот момент раздался громкий тягучий звон, потом он начал звучать с перепадами высоты. Внезапно наступило осознание, что это сирена. Сердце сжалось в груди и пропустило удар, кончики пальцев мгновенно похолодели.
Боевая тревога!
Прорыв!
— Занять пост! — рявкнул командор, вылетая из своего кабинета.
На бегу коснулся виска — и следом за звуком сирены меня впервые прошило его магией — крошечной молнией, что наэлектризовала тело беспокойством. Искрящаяся сеть разошлась по кругу, пронизывая здание насквозь.
Я знала, что сильные маги умеют слать зов, но никогда его не видела и не ощущала на собственном опыте. И хотя в него невозможно вложить смысл, зов Блайнера прекрасно передавал и состояние тревоги, и желание куда-то бежать, и рвение что-то делать. Меня аж на месте подкинуло. Как и всю часть.
Как ни странно, зов приглушил страх и подстегнул любопытство, сделав его жгучим и требующим немедленного удовлетворения.
Послушно метнулась в медкабинет и распахнула окно. Высунулась из него до половины и посмотрела направо, но плац спрятался за углом, а новую взлётно-посадочную полосу от меня отделяли ангары, так что ничего не было видно. Зато слышались команды, крики, топот и азартная ругань. Перегнулась через подоконник, но так ничего и не рассмотрела.
Угловые покои командора выходили окнами на две стороны. Кабинет — на север, на плац, а спальня — на запад. Именно сюда, на торцевую часть здания, выходило и моё окно, так что из него было видно только клумбы и дорогу, ведущую к ангарам и старой взлётно-посадочной полосе. Которая теперь использовалась как аварийная.
Возник секундный соблазн зайти в кабинет командора и оттуда понаблюдать за тем, что происходит в боевую тревогу, но я сразу откинула эту мысль как недостойную. Кроме того, если Блайнер обнаружит меня в своём кабинете, то сразу же уволит без разговоров.
Не прошло и пары секунд, как в быстро светлеющее небо красной стрелой поднялся маголёт. За ним другой, третий, пятый. Они стартовали практически с места, буквально на выезде из ангаров, и поднимались в воздух разноцветным роем.
Как же красиво!
— Только возвращайтесь, — прошептала я им вслед.
Насчитала двадцать и сбилась, но всего их было не меньше пятидесяти. На стеклянных кабинах играли солнечные блики, металлические крылья вспарывали небо разноцветными ножами, а за хвостами тянулись едва уловимые следы, подсвеченные поднимающимся из-за горизонта Соларом.
Когда последний маголёт превратился в крошечную точку и скрылся из вида, я слезла с подоконника и оглядела кабинет. О том, чтобы лечь спать, и речи не шло. Разве можно уснуть, зная, что где-то у Разлома идёт бой?
Осмотрела свой пустой кабинет и упёрлась взглядом в новую дверь спальни.
Командор сдержал слово и два дня назад предложил мне новые покои. Вот только они оказались хоть и намного просторнее, но не сильно лучше старых. Зато там было окно. Большое окно, через которое днём кто угодно мог залезть прямо в мою спальню. И если раньше даже подумать о таком казалось верхом неприличия, то теперь оно само подумалось в первую очередь. Вдобавок ко всему сквозь щели в ставнях проникал свет, а в нынешней клетушке днём было темно и хорошо спалось.
В итоге я отказалась от предложенного счастья. Заверила командора, что мне спокойнее дневать в медблоке, поближе к палате и возможным больным. Попросила только заменить скрипучую кровать, выделить мне шкаф и стеллаж. Он кивнул и заодно распорядился, чтобы хлипкую дверь в спальню тоже поменяли, а на пол положили ковёр из его личных запасов, потому что ковры не положены авиачасти по уставу, и на складе их нет.
Хоть мягкостью ковёр и был примерно как характер самого командора, а оттенком — как армейские будни, он всё же выглядел лучше, чем растрескавшаяся плитка, и сделал помещение чуточку более уютным.
Неожиданная щедрость как раз совпала с тем моментом, когда я сдалась и начала держать дверь в медкабинет открытой, из чего следовал вывод, что командор не так уж плох, и с ним вполне можно поладить, если безоговорочно ему подчиняться. Последнее всё ещё давалось с трудом, некоторые правила или приказы казались абсурдными, но я потихоньку приучала себя сначала соблюдать их, а потом задавать вопросы. Это намного меньше бесило и самого командора, и вредного интенданта.
Я всё ещё отказывалась ходить на общую зарядку, а Блайнер всё ещё настаивал, но мне не хотелось, чтобы на меня глазели во время занятий.
Работать вместе с братом мне нравилось куда больше. Там был настоящий госпиталь, и с командиром той части мы пересекались редко. Да и подчиняться Брену — совсем другое дело. Брату мы все доверяли безоговорочно, и ставить под вопрос даже самый глупый приказ никому в голову не приходило. Жаль, что в том госпитале для меня не оказалось оплачиваемой должности. Хотя теперь возникали подозрения: а что если командир той части нарочно не хотел её создавать?
Когда я немного набралась опыта, мы с
