Тени столь жестокие - Лив Зандер
Я развернулась, села и приложила свою впитывающую ладонь к его груди. Без кожи, без даже клочка ткани между нами. Я втянула его тени прямо в свою пустоту.
И не остановилась.
— Что… что ты делаешь? — чем больше чёрный налет уходил из его глаз, тем шире они становились, тело покачивалось от силы. Потом его рука рванулась к моей. — Нет!
Мне не пришлось отшвыривать его руку.
Тени в моём нутре сделали всё сами — скреблись, царапались, обвились вокруг его запястья. Сначала одного, потом другого. И ещё полоса через грудь, на всякий случай. По моей воле тени подняли его руки вверх, над головой.
Я встала и дала платью скользнуть вниз, к стопам, вместе с бельём. Потом слегка подтолкнула его пальцами в грудь — и он, выругавшись, рухнул на подушки, связанный, беспомощный.
И злой.
— Развяжи меня! — процедил он сквозь зубы, жилы на шее вздулись. — Верни мне мой дар! Убери путы!
Голый.
Я опустилась рядом с его ногами и стянула штаны, которые всё ещё болтались на лодыжках. Забралась к нему на колени верхом, выгибаясь и двигая бёдрами, позволяя своей киске нащупывать его член.
— Я накажу тебя за это, — сказал он, будто это угроза, а не то, чего я добивалась. — Прекрати эт… м-м-м…
Я села на его член, и дрожь разлилась по телу от того, как его толщина заполняла меня, растягивая забытые мышцы.
— Ты что-то говорил?
Его глаза сомкнулись, лицо напряглось, когда он приподнял бёдра.
— Просто… убери эти тени.
— А разве это не идеальное решение? — простонала я, садясь ровнее, осторожно двигаясь на его длине, сдерживая стон от её требовательности. — Ты ведь не можешь причинить мне боль в таком положении, правда?
Он застонал, упёршись пятками в пол и двигая ногами так, чтобы приподнимать меня с каждым своим толчком.
— Развяжи меня…
Их ведь связывали в подземельях, да? Лишали всякого контроля, оставляли обнажёнными, беззащитными. И всё же он пульсировал во мне — так же, как пульсировала моя киска, когда он резал, кусал, душил… показывая правду, не всегда совместимую с логикой.
Ему это нравилось.
Или, может, он любил именно разгорающийся гнев. Воспоминание о том, как его держали в чужой власти, чтобы потом обрушить всё в одном акте чистого господства? Как довести его до этого, мм? Может быть…?
Я заскользила клитором по его твёрдому прессу, оседлав его, и потянулась рукой назад. Изогнулась, слегка повернувшись, и пустила пальцы вниз по своей заднице, смочив их в тягучей смеси между нами, к его тугим яйцам. Я обхватила гладкую кожу, ощутила тяжесть на подушечках пальцев. А пальцы продолжили скользить ниже, ниже…
Глубокий мужской стон Малира прорезал воздух, дрожь прошла по его ногам. Он раздвинул их шире, дал мне больше доступа. Сознательно? Инстинктивно?
Разметав по ветру осторожность и сомнения, я исследовала влажными пальцами область, пока не наткнулась на то, что искала. Пальцы обвели кругами, погладили… слегка проникли внутрь.
Из его рта сорвался сдавленный стон. Грудь вздымалась, глаза в шоке нашли мои, как раз в тот миг, когда он дёрнулся, все мышцы его тела натянулись под кожей. Но раз тени держали его, он мог лишь выгибаться вверх, толкаясь в меня быстрыми, неконтролируемыми толчками.
Губы скривились в оскале, но сквозь стиснутые зубы прорвался лишь очередной утробный стон, лицо исказилось от переполняющего удовольствия. Наверное, из-за того, как я дразнила его, описывая орбиты по чувствительной коже.
Я хотела проникнуть глубже, но… не могла дотянуться. Не слезая с его члена — мысль об этом вырвала из меня жалобный всхлип, я сильнее прижалась, ища больше трения.
Слоновая кость. Гладкая. Заострённая.
Я и не заметила, что всё это время смотрела на кинжал, пока другая рука не ухватила моё брошенное платье. Обернув им клинок кое-как, я получила мягкую рукоять, за которую и взялась, поднеся её к лицу.
Малир уставился на меня, но глаза расширились лишь тогда, когда я плюнула на отполированную до блеска костяную рукоять.
— Убери кинжал, Галантия.
Я не смогла удержаться от улыбки, выгнула спину и завела рукоять за себя. Когда он забился с новой силой, я снова скользнула пальцами туда, где его тело отзывалось особенно остро, задевая чувствительную точку и дразня её лёгкими движениями. Боже, как он напрягся во мне — глаза сомкнулись, и с его губ сорвался протяжный стон, обращённый прямо в потолок.
Именно тогда я приложила конец рукояти к его коже, туда, где он дрожал особенно сильно. Я водила им, лениво кружила, заставляя его тело подрагивать в такт моим дразнящим движениям. Чем больше я играла, тем тяжелее становилось его дыхание, пот выступал на лбу, а мышцы подо мной напрягались и вибрировали.
На его очередной стон я надавила чуть сильнее, и звук оборвался, превратившись в низкое, хриплое рычание. Чем дольше я вела эту игру, тем напряжённее, твёрже и острее отзывалось его тело во мне. Он дёргался, выгибался, словно не мог больше вынести ни одного мгновения — и при этом не мог насытиться.
Я задала ритм, двигаясь сама и заставляя откликаться его тело: ближе, отступая, снова надавливая, чуть поворачивая, меняя угол, пока он не начал извиваться, потеряв всякий контроль, с лицом, искажённым таким наслаждением, какого я ещё никогда не видела на нём.
— Пожалуйста… — простонал Малир, мотая головой из стороны в сторону, глядя куда угодно, только не на меня. Только не на меня. — Богиня, помоги мне. Хватит. Я сейчас… я сейчас кончу.
И что с того?
Я продолжала, всё яростнее играя с ним, чувствуя, как его тело реагирует на каждое моё движение. Его напряжение отдавалось в моих руках, мышцы напряглись, тело содрогалось от нарастающей волны удовольствия, ритм его движений становился всё более отчётливым.
Малир содрогнулся, напрягая мышцы. Они натянулись под кожей, будто телу стало тесно от того, что копилось внутри. И взорвалось в толчке его бёдер, прокатившемся вверх по позвоночнику. Он излился в меня — струя за струёй, сильными рывками, выкрикнув в агонии, и с его глаз сорвались редкие слёзы.
Глаза, наконец, встретились с моими. Широко открытые, влажные. Он не двигался, не говорил. Будто ждал моего приговора. Но кто я, чтобы судить? Женщина, наслаждающаяся болью? Да и кто вправе судить о том, как мы наслаждаемся друг другом?
Я просто швырнула кинжал куда-то в наше гнездо и закачала бёдрами, пока он всё ещё был твёрд во мне.
— Сними оковы. — Он сглотнул, и голос слегка