Тени столь жестокие - Лив Зандер

Мои лёгкие расправились шире, и это было, пожалуй, единственной надеждой, оставшейся в этом месте, — вдохнуть зловонный смрад так глубоко в грудь, чтобы казалось, будто он наполняет меня жизнью. Но грудь тут же рухнула, и внезапный укол боли рванул из самого нутра, словно свежий шов был разодран заново.

— Нет… — выдохнула я сквозь рёв волн, ударяющих в днище корабля, чувствуя, как тени ускользают из дрожащих пальцев, оставляя пустоту. — Нет, нет, нет, нет.

Я наклонилась и сжала зубами верёвку, челюстные мышцы натянулись, пока я яростно рвала ослабленное место. Грубые волокна резали нежную слизистую, но я стиснула зубы и грызла с остервенением.

Солёный привкус слюны смешался с затхлой горечью сизаля12. С последним мучительным рывком головой волокна лопнули. Победа крошечная, но в мире, лишённом света и надежды…

Это было всем.

Не теряя ни удара сердца, я зажмурилась, призывая праймела. Энергия разрезала меня изнутри.

Мы поднялись на крошечные лапки, клювами приподняли верёвку и протолкнули её к прорехе. Один за другим мы протиснулись сквозь прорванное отверстие, осторожно расправляя крылья в вязком воздухе, стараясь не поднять ни малейшего шума.

С безмолвной отчаянностью мы окружили сеть и, действуя как единое целое, дёрнули разом, вытягивая её всем крошечным скопленным усилием. Верёвка шуршала по влажному дереву, царапая пол, пока мы протаскивали её под лестницу.

Мы скользнули мимо толстых канатов, когти тихо постукивали по доскам. Притаились за чем-то длинным и белым, вроде свёрнутого паруса. Там и ждали, ждали — перья дрожали от каждого скрипа дерева, от каждого гулкого удара сапога, от каждого далёкого голоса. Мы были сжаты в тугой клубок страха и напряжения. Сердца колотились как безумные, но мы не двигались.

Время ожидания превратилось в вечность, пока наконец люк не заскрипел. Вниз спустился мужчина, тяжело гремя сапогами на ступенях, с фонарём, качающимся в руке.

— Где эта проклятая сука? — проворчал он, вертя фонарь туда-сюда. — Тварь должна быть прямо тут.

Он сделал ещё шаг, вглядываясь в темноту, и свет фонаря закачался, как маятник. Над его головой зияла полоса дневного света, зовущая и сулящая свободу.

Нам нужно было бежать. Сейчас!

Напряжение внутри нас лопнуло, и мы рванули вперёд. Мужчина обернулся как раз вовремя, чтобы наши когти полоснули по его лицу. Крик вырвался из его рта, и он потерял равновесие, кубарем полетев вниз по лестнице.

Стекло разлетелось вдребезги.

Пламя взревело.

Вверх, вверх, вверх мы спиралью рванулись, едва не задевая перьями жадный огонь внизу. Солёный запах наполнил наши ноздри. Волны ревели — громко, громче. Почти! Свобода была в пределах досягаемости!

Пока не перестала.

Мы врезались во что-то — словно в паутину, сплетённую сотнями тонких, как палец, верёвочек. Крылья выгнулись, лапы спутались, перья поломались. Чем яростнее мы бились, тем сильнее ловушка сжимала нас, обвивая с ненасытной, почти разумной жадностью. Маленькие сердца провалились в яму отчаяния. Плен!

— Перережьте сеть, пока она не обернулась обратно и не свернула себе шею, — сказал Домрен, и в его голосе слышалась несомненная властность. — Не дайте ей сбежать. А вы двое — тушите пожар внизу.

Несколько мужчин кинулись действовать. В их руках блеснули ножи, ловко разрезающие сеть в местах, где она крепилась к раме люка. Они туго завязали концы в новые узлы, закрепляя нашу темницу вновь. Одним рывком, согласованным движением, они вздёрнули нас на палубу.

Боль пронзила нас от удара, и из лёгких вырвался каркающий крик, постепенно переходящий в мой стон. Неудача осела в животе тяжёлым камнем. Как мне, во имя всего проклятого, выбраться с этого гребаного корабля?

Черные сапоги, украшенные золотыми застёжками, ударили в доски в нескольких дюймах от моего лица.

— И подумать только, я едва не взял в жёны и в постель это животное.

Общий хохот.

Жгучая ярость вспыхнула в моих жилах, я подняла голову и посмотрела на Домрена.

— Это было бы самым безобидным из твоих чудовищных деяний.

Он заложил руки за спину, подол его элегантного красного камзола колыхался на пронизывающем морском ветру.

— Прикрепите сеть к борту. Бросьте её за борт.

Мои лёгкие сжались.

— Нет!

Шершавые ладони ухватили края сети, поднимая меня, словно я была грузом. Мужчины протянули дополнительную верёвку сквозь плетение и стянули её тугим, аккуратным узлом. С рывком закрепили конец на огромном железном крюке, торчащем из борта.

— Пора поплавать… — бросил один из них.

Он швырнул меня за борт.

Корабль взмыл надо мной на мгновение, и тут я рухнула в ледяную бездну. Холод оказался зверем, впивавшимся зубами в плоть. Я кувыркалась и крутилась в бурном потоке за кормой, пока верёвка не натянулась. А потом я тонула, океан глотал меня целиком, лишая света и воздуха.

Прилив паники рванул сквозь меня, ударив в самое нутро. Крылья отчаянно били, но течение казалось слишком вязким, слишком холодным.

Нет. Пожалуйста, нет!

Новая судорога.

Лапы упёрлись в сеть, резкий хруст прокатился сквозь кости, горячая боль пронзила сустав, пока снова не развернулись перья. Когти рвали верёвки в отчаянной попытке зацепиться. Ноги били по воде, лёгкие горели, будто я наглоталась огня.

Зрение темнело.

Всё темнее.

И тут тьма отступила, когда яростный рывок дёрнул меня наверх. Воздух ворвался в лёгкие. Вода стекала с меня потоками, холодный ветер кусал промокшее тело. Они подняли меня, но вместо того чтобы бросить обратно на палубу, оставили сеть висеть в воздухе.

— Нет ничего лучше, чем сжечь крылья Ворону, чтобы лишить его полёта, но, увы, мы стоим на дереве, — Домрен подошёл ближе, его сапоги постукивали по доскам, словно он был не то слегка развлечён, не то смертельно скучен от зрелища. — В следующий раз, когда тебе придёт в голову бежать, знай: мне не нужна ты красивая, Галантия. Мне не нужна ты целая. Более того, мне даже не нужна ты… незапятнанная. — Его верхняя губа дёрнулась, и это мимолётное внимание заставило пройти дрожь по телу, никак не связанную с холодом. — Но мне нужна ты живая. Вниз.

Я закричала.

Они снова швырнули меня в бездну. Снова. И снова. И снова. Вверх. Вниз. Вверх. Вниз. Безжалостный круговорот слился в одну пытку, каждый раз забирая кусочек силы, кусочек стойкости.

Сколько раз они вытягивали меня, лишь затем, чтобы вновь погрузить в солёную пучину, я не знала. Но этого хватило, чтобы лишить меня способности обращаться. Когда они наконец подняли меня в последний раз, я повисла там, захлёбываясь солёной водой, сотрясаемая неуправляемыми судорогами.

Домрен подошёл ближе, глазами вглядываясь в моё лицо, будто оценивая, сколько духа во мне ещё осталось.

— Отведите