Перья столь порочные - Лив Зандер

— Ах ты, дитя! Что ты творишь? Волосы! Волосы твои! — женщина сзади пыталась схватить девочку, но та всякий раз ускользала. — Немедленно верни ленты назад!

— Нет! Ненавижу, когда они стянуты! Хочу, чтобы были распущены! Смотри, Риса! Вон там! — Она указала вверх, на птицу, летевшую в небе над бухтой, её полёт словно повторял девичий танец. — Видишь, как быстро летит та белая чайка?

Мои уши уловили нечто в её голосе, и я поднял взгляд к небу над заливом. То была не чайка… белый голубь.

Как она.

— Ах ты, дитя! Да если хоть пальчик о ракушку порежешь, у матушки мигрень начнётся. Живо в замок! Сейчас же… ой нет, только не вздумай убегать от меня! Твоя мать не велит тебе бегать! — Женщина тщетно гналась за девочкой к каменистой тропе, что вела наверх. — Галантия!

Имя поднялось с пляжа, взвилось к моему слуху, будто каленое железо, и впаялось в сознание, прожигая его, словно горячка. Четыре слога — как похоронный звон для того странного наваждения, что обволокло меня.

Галантия.

Дочь Брисдена.

Я слышал это имя в подземельях, и теперь осознание обрушилось на меня, как цунами, ледяной удар лишил дыхания, вытеснив странный жар, оставив лишь сырой, скрежечущий холод. Контраст был ошеломляющим: умиротворённое видение девочки против кошмарного эхо её имени. Как могла богиня показать мне столь завораживающее создание, наделив его именем моего личного демона?

Она — Брисден.

Иллюзия рзлетелась вдребезги, её осколки вонзились глубоко, прорастая семенами ярости, что стремительно расцвела в неистовую ненависть. Ненависть, которой я прежде не знал. Огонь злобы разгорелся во мне — к этой девочке, к её беззаботным пляскам в то время, как я был растоптан, искалечен и сломан заживо.

Мой взгляд следил за лёгкой фигуркой Галантии, пока она убегала от волн и поднимаясь извилистой тропой… прямо ко мне. Пульс забился хищно, предвкушающе. В надежде, что она подойдёт достаточно близко, чтобы я мог выплеснуть наружу леденящую ярость, терзавшую моё сердце.

— Малир, нам нужно идти, — голос Лорн прозвучал как отчаянный шёпот, но он канул в пустоту. — Кто-то идёт.

Да.

Она идёт.

Ко мне.

Весь мир сузился до тропы, по которой словно невидимой рукой вела её судьба. Маленькая белая голубка, добыча, с каждым неосознанным шагом приближавшаяся ко мне. Я почти ощущал хрупкий вес её черепа в своих ладонях, слышал воображаемый хруст — и это была бы моя симфония катарсиса.

Я хотел убить её!

Тёмное удовлетворение дрогнуло в груди, когда я глубже вжал своё потное, прикрытое лишь тряпьём тело в ствол берёзы, шепча самому себе:

— Иди ко мне… ещё шаг, и я сверну тебе грёбаную шею, маленькая белая голубка.

Я затаился, стоя на лезвии ножа, жизнь девочки висела на волоске, и руки ныли от нетерпения перерезать его — там, где мои тени уже были слишком слабы, чтобы сделать это за меня. Сладость её смеха звенела в воздухе, как горькая насмешка, разжигая ненасытную жажду мести. Галантия из рода Брисден должна заплатить за грехи своего отца. Хисал станет её гибелью.

Мир словно замедлился, зависнув в парадоксальном мгновении, когда время стало и ничем, и всем сразу. Она была так близко — протяни руку, и я коснусь её. Я слышал её дыхание, чувствовал вибрацию радости, пробегающую по земле под моими ногами.

Моя рука протянулась.

Тело наклонилось вперёд.

— Ох, — сказала она и присела к пучку клевера, повернувшись ко мне спиной. Вытянула одинокий белый цветок. — Такая красивая ромашка, тебе не место тут одной. Пойдёшь со мной в комнату.

— Галантия! — голос женщины, раздавшийся поблизости, подлил масла в огонь ненависти. — Псы выпущены! Мы должны вернуться, пока твой отец нас не нашёл!

О, он найдёт свою дочь. Найдёт её маленькое тело без движения на земле, с вывернутой шеей и пустыми глазами.

Я подался вперёд.

Я поднял руку.

И вдруг странная сила стиснула мою грудь, словно обруч, выжимая из лёгких воздух. Рука задрожала, лоб покрылся потом, подлесок перед глазами поплыл. Всего лишь лихорадка. Это не могло быть ничего, кроме неё.

Сделай это.

Убей её!

Я протянул руку к её шее и палец скользнул ниже. Кончик коснулся растрёпанного гнёздышка золотых прядей, слишком нежно, чтобы она заметила. Они были такими мягкими, такими яркими.

Богиня, за что? Почему она так красива?

Рука дрожала всё сильнее.

Мышцы свело судорогой.

Беззвучный рёв ярости прорезал меня изнутри. Я хотел убить её. Хотел! Но не мог. Не мог, чёрт возьми, не мог!

И за это я ненавидел её ещё сильнее.

Первобытный рык вырвался из моей груди — она обернулась, вскрикнула, повалилась и в панике, отбивая ногами землю, поползла прочь. А я снова рванул к утёсу. Сердце колотилось о рёбра, как зверь в клетке, будто само пыталось вырваться, как и я — из этого места, из этой памяти, из-за этой… девчонки.

— Лорн! — Я нащупал её ладонь в темноте паники. Хватка была ледяной, но именно в ней оставалась единственная точка реальности. — Не отпускай мою руку, слышишь? — наши пальцы сцепились до боли. — Никогда не отпускай.

Я бросил последний взгляд на Галантию — умница, что рванула обратно к пляжу. И развернулся к зияющей пропасти утёса. Падение в пустоту — свобода или смерть. Или и то, и другое сразу.

И мы прыгнули.

Солёный плеск ударил в израненные ступни. Крик вырвался из горла, часть страха, часть дикого восторга. Изменение произошло так же естественно, как дыхание. Кожа лопнула, уступая место гладким чёрным перьям, тело выгнулось, перекроилось, и вот — во всплеске теней моя воронья стая закаркала.

Рядом летели вороны Лорн.

Мы били крыльями в унисон, наше карканье сливалось с грохотом волн.

И с эхом смеха — мучительной мелодией, что навсегда будет напоминать мне о девочке, которая должна была умереть от моих рук.

Глава 36



Себиан

Наши дни, замок Дипмарш

Восемь дней.

Восемь ебаных дней насмарку, пока я отмораживал задницу — три ушло на перелёт на север и почти вдвое больше на то, чтобы вернуться туда, где мне и стоило оставаться изначально. Какой бы кривоглазый следопыт ни донёс о том, что Домрена якобы видели за стенами Аммаретта, — этот идиот стоил мне восьми ночей, проведённых на продуваемых всеми ветрами насестах вместо