Веди меня через бури горы Химицу - Мицуно Вацу
Было поздно, и стоило просто лечь спать. Но мысль о том, что Минори прямо сейчас рассматривала гравюры из моей книги, не давала сомкнуть глаз. «Изголодался по женскому вниманию? – ехидничал я над собой. – В Гокаяме просто так к ойран не походишь, да и негоже вблизи дома матери, когда она ищет тебе невесту, посещать дом удовольствий». Однако мысли даже о самых дорогих и искусных юдзё в ту ночь не вызывали привычного прилива желания.
А вот фантазии о гайдзинке, так непохожей на всех женщин, виденных мною прежде, тревожили разум. За год отсутствия в Гокаяме я не раз вспоминал её. По большей части из-за того, что тревожился за мать и возможное раскрытие правды о Минори среди жителей деревни и окрестностей. Но другие мысли тоже проскальзывали.
Например, лёжа в бреду после ранения среди пугающих теней я иногда видел её светлую фигуру. Лишь мельком, но стоило к ней потянуться, как тени ненадолго отступали. Думаю, мой разум просто подставлял её образ как единственный похожий на что-то сверхъестественное из того, что мне доводилось видеть в жизни. Но это помогало.
И, возвращаясь домой, я думал о встрече с Минори как о возможности развеять фантазии. Посмотреть на реальную девушку и понять, что она была таким же обычным человеком, как я.
Правда, получилось всё иначе. Даже испуганная и дрожащая – такая, какой я увидел её у ворот – гайдзинка казалась в ночи существом не из этого мира. А позже, когда она шла ко мне из тьмы улиц, охваченных похотью Момидзи, её лицо, казалось, светилось изнутри. А глаза были холодными и пустыми. Ещё и снег, начавшийся так внезапно, придавал её явлению какую-то особую энергию. Пугающую и притягательную. А на следующее утро она опять казалась обычной девчонкой, слишком эмоциональной и непокорной. Эта двойственность заставляла думать о ней. Привлекала.
Поняв, что заснуть пока не выйдет, я решил утомить тело тренировкой с мечом. Выйдя из комнаты и даже не потрудившись подвязать поясом ночной халат, я направился в одну из свободных комнат, где кроме укрытого татами деревянного пола не было ничего, что могло помешать упражнениям.
И, конечно, по закону подлости, причина моего ночного бодрствования столкнулась со мной в коридоре.
– Господин Таичи? – воскликнула Минори, не успевая сразу отвести взгляд от моей груди, не закрытой халатом.
Румянец, вспыхнувший при этом на её щеках, был заметен даже в темноте спящего дома.
– В саду гуляли? – тихо спросил я, оглядывая промокшую от снега девичью сорочку.
И тут же поднимая взгляд на лицо Минори, потому что тонкая ткань, облепившая тело, показывала куда больше, чем скрывала. Однако девушку это, казалось, не волновало. Она выглядела странно-возбуждённой и чересчур радостной. Я впервые видел такие эмоции на её лице.
– Доброй ночи, – слегка улыбаясь, сказала Минори и попыталась обойти меня.
– Кем вы были? – спросил я, осторожно останавливая её прикосновением к плечу.
– Что?
– Кем вы были на родине? Вы хоть раз в жизни работали?
Минори усмехнулась, отстраняясь от моего прикосновения.
– Я была воспитана как дочь аристократа. Так что нет, работать мне не довелось. А к чему вопрос? Хотите намекнуть, что в тясицу мне не место?
– Хочу убедиться, что вы знаете, на что идёте.
– А какое вам дело до меня, господин Таичи?
– Я несу ответственность за вашу жизнь с того момента, как пообещал дать кров и помочь вернуться домой.
– В таком случае я снимаю с вас эту ответственность, – спокойно ответила Минори с таким видом, будто была по меньшей мере императрицей. – Я смогу позаботиться о себе сама. Сегодня я это поняла.
– Как именно? – недоверчиво сощурился я. – Вы – юная девушка, которая, судя по вашим словам, всегда жила в достатке и не знала труда. Даже здесь судьба дала вам возможность быть госпожой в глазах других людей. Так как же вы справитесь с отказом от такого удобного положения?
– Господин Таичи, почему вы хотите, чтобы я осталась в вашем доме? – тихо спросила она.
– Я не говорил, что хочу этого.
– Об этом говорят ваши попытки отговорить меня от предложения госпожи Изуми. Вы хотите, чтобы на оставшееся время моего пребывания здесь я стала вашей любовницей?
Вопрос, заданный таким ровным обыденным тоном, был вопиющим в своей непристойности. И всё же он не звучал как попытка оскорбить меня или уличить в чём-то. Точно так же Минори могла спросить, какая за окном погода или какие блюда нам подадут на завтрак.
Наверное, только поэтому мне хватило сил на спокойный ответ, а не чересчур резкие отрицания.
– Если что-то из моих действий или слов натолкнуло вас на эту мысль, госпожа Минори, то прошу меня простить.
– Мне не нужны извинения, – легко улыбнулась она. – Сегодня я осознала, что… довольно красива. А ваше стремление смутить меня во время обсуждения книги, навело на мысль о том, что вы тоже могли оценить мою внешность по достоинству. К тому же, для вас я диковинка. Этот факт тоже способен вызвать интерес. Так скажите честно, господин Таичи, если я останусь на зиму в этом доме, не захотите ли вы сделать со мной что-то похожее на сюжеты гравюр, которые мы оба видели?
– Ваша прямота поражает, – сдавленно ответил я, искренне не понимая, как в одной девушке могло смешиваться такое искреннее смущение и такие откровенные речи.
Хотя теперь, даже опуская иногда взгляд на мою грудь, Минори больше не краснела.
– Так я ошибаюсь? Вы не считаете меня красивой?
– Нет. То есть… считаю. Ваша внешность необычна, но приятна глазу…
– Когда-то вы сами сказали, что у меня «лицо красивого лотоса», – мягко улыбнулась Минори. – Простите, если мои речи шокируют вас. Я лишь хочу сказать, что положение любовницы меня не интересует, и если вы хотели задержать меня лишь для того, чтобы мы стали ближе, то прошу вас оставить попытки изменить моё решение о работе в тясицу.
– Вы благородная девушка, я бы не стал…
– В вашем доме я никто, – прервала она. – О моём положении в Англии вы и вовсе можете судить лишь с моих слов. При этом вы являетесь представителем местной аристократии, а значит, должны жениться на той, кто подходит вам по статусу. Мне же хочется одного: вернуться домой. Поэтому никакие отношения между нами невозможны.
– Вы забываете про дружбу, – резко сказал я. – И просто желание уберечь человека, которому я спас жизнь, от необдуманных поступков.
– Если вами
