Перья столь порочные - Лив Зандер

Его хватка ослабла с шепотом:

— Не делай себе хуже.

Не без небольшого толчка я проковывала к столу и вокруг него, дыша прерывисто, как будто воздух сам пытался меня удушить, чем ближе я подходила к Малиру.

Принц обхватил меня за талию слишком нежно, чтобы я поверила, и притянул к себе на колени, ядовитыми губами шепнув в ухо:

— Каким же разочарованием ты оказалась, ммм…

Его слова резали сердце, расширяя пустоту. Да, я была разочарованием… для всех. Боги, я провалилась даже как политический заложник.

— Могущественный союзник, действительно, — сказал капитан Теолиф, настороженно глядя на Малира, но не решаясь прокомментировать мое неподобающее положение. — Лучники — три тысячи человек. Осада — орудия. Не говоря уже о флоте из семидесяти двух длинных кораблей, каждый из которых способный вмещать по восемьдесят человек.

— Восемьдесят человек каждый… — Малир проводил пальцами по моим волосам и распутывал их, заправлял за ухо. Жесты, которые любая чужая душа приняла бы за ласку — как Теолиф — но я понимала угрозу. Чувствовала, как дрожат его кончики пальцев. Как тени кусают мой затылок. — С таким щедрым предложением, как я могу забыть, что одно из упомянутых осадных орудий раздавило череп моей младшей сестры во время осады Вальтариса?

Его слова сжимали мое сердце удавкой, натягивая до боли, последние лепестки блаженного невежества увядали в душе. Что отец ответственен за это и за худшее — внезапно в это стало легко поверить. После всех рассказов? Упоминаний Теолифа о прошлых проступках? Того факта, что отец был достаточно жесток, чтобы оставить меня монстру, которого сам создал?

— Как я могу забыть, что ваш господин заставил моих воронов питаться телом моего брата, чтобы я не умер с голоду? — продолжал Малир. — Как я пил из горшка с мочой стражи? Жевал мох со стен? В конце концов не осталось уголков, чтобы… — Его крик застрял у меня между ребрами. — Что он помог королю Барату почти уничтожить мой народ? Шрамы, что он оставил на мне? — Его губы обожгли меня, шепча: — Что его шлюха дочь убила моего брата.

Я вздрогнула. Всё было правдой.

Каждая.

Малейшая.

Жестокость.

Конечно, капитан Теолиф не отрицал ни слова и лишь склонил голову.

— Принц Малир, если я…

— Вы пришли сюда оскорбить меня, ничего не предложив! — взрыв тени погрузил комнату в почти темноту, температура опустилась на несколько градусов. — Позвольте мне скорректировать стоимость леди Галантии по вашим предложенным условиям. — Его теплая рука скользнула под мои юбки, и горячий шепот ударил по виску. — Мне следовало сделать это гораздо раньше.

— Мой принц, — закричал Аскер. — Пожалуйста, поми…

Вскрик вырвался из груди ещё до того, как я осознала боль, как кинжал, вонзившийся в центр, одна судорога за другой пронеслась по животу. Малир погрузил пальцы в меня настолько глубоко, насколько позволяло тело. Они дергали, царапали, кололи с такой яростью, что мне стало тошно, оставив чуть более расколотой, чуть более сломанной.

И ещё более никчемной.

Малир убрал пальцы, подняв их, и тонкая струйка крови тянулась по блестящим костяшкам на всеобщее обозрение.

Но никто не смотрел.

Аскер уставился в пол, капитан Теолиф и священник отвернулись от меня так же, как когда-то мои родители. Только взгляд Себиана немного поднялся, осанка напряглась, зубы сжались, но до моих глаз он не дошел.

Малир прижал губы к моему уху:

— Теперь я сделал тебя никчемной.

Жгучая пустота в сердце разлилась по ребрам. Да, я была никчемной. Никому не нужной, никем не любимой. И как кто-то может полюбить то, что так безумно? Так сломано?

Я посмотрела в его почти черные глаза, горло перехватило.

— Как бы сильно ты меня ни ненавидел, это никогда не сравнится с тем отвращением, которое явно питает ко мне отец. Думаешь, ты сделал меня никчемной? Не льсти себе, Малир. Я родилась никчемной.

Глава 20



Себиан

Наши дни, замок Дипмарш, личная библиотека Малира

Голова раскалывалась, в ушах гудело, я поднял взгляд на Галантию, а вокруг меня все качалось так, что горький эль поднялся по горлу. Он залил заднюю часть языка, прогоркло и кисло, вызывая рвотный рефлекс, прежде чем я проглотил его обратно в бурлящий желудок. Какого хрена только что произошло?

Галантия соскользнула с колен Малира, пригладила юбки и медленно пересекла библиотеку, как будто все это она предвидела, и на притупленных чертах не появилось ни одной морщинки. Если и было что-то заметное — так это решимость.

Когда она исчезла за дверью, я посмотрел на Малира. Тени с его лица снялись, обнажив пустой взгляд. Не то, чего он ожидал, да? Ни криков, ни рыданий, ни слез.

Ебаный вспыльчивый ублюдок.

Я мог бы понять, если бы он хотел, чтобы она была возбуждена, стонала на острие лезвия, или под ударами руки, или в объятиях теней. Но насильственный секс с Галантией перед лицом посланника ее отца? Это было не правильно.

Я обернулся и вылетел из библиотеки, врезавшись прямо в стену. Перья запутались, когти царапали камень. Когда мы наконец добрались до кривой лестницы, меня тошнило.

— Галантия, — сказал я, появляясь из тени на нижней площадке, одну руку прижав к каменным перилам, чтобы удержать равновесие.

Она медленно шла вверх по ступеням, слегка согнувшись, одна дрожащая рука прижата к животу.

— Я просто… хочу вернуться в свою комнату.

Черт, она выглядела такой беспомощной, как она едва тащила себя вдоль каменной лестницы, держась за перила. Было трудно смотреть на то, как Малир толкал пальцы в нее, и в конце концов я отвел взгляд.

Грудь сжалась болью.

Почему я отвел взгляд?

Не раздумывая, я поспешил вверх по лестнице, подхватил ее на руки и понес через качающийся пол. Почему ей нужно было говорить ему про Харлена? Малиру потребовались годы, чтобы пережить смерть брата. Годы стыда. Вины.

— Я держу тебя, — сказал я, вдруг осознав кислый запах между нами, и он определенно исходил не от нее. — Все будет в порядке.

— Нет, не будет. — Она смотрела в пустоту между нами, глаза без слез — и без всего остального. Ни злости, ни стыда, ни грусти. Просто… пустота. — Теперь у него есть еще две причины мучить меня, и ни одной, чтобы отпустить. Что теперь со мной будет в этом месте?

Хороший вопрос, но ответить я не мог — мозг гудел и стучал. У капитана армии дома