Мне тебя навязали - Лариса Петровичева
– Что угодно, – серьезно ответил Рейвенар.
Давным-давно, когда он был еще ребенком, а всем стало ясно, что Эрик никогда не станет нормальным, таким же, как все дети, Рейвенар сказал: проси у меня все, что хочешь, я сделаю. Возможно, только благодаря Эрику, его беззащитности и надежде на брата, Рейвенар так и не стал до конца тем монстром, которого в нем хотел видеть отец.
Он был цепным псом государя. Его личным хищником.
Но у хищника все же оставалось что-то живое.
– Ты не будешь ее обижать, – велел Эрик, смешивая краски на палитре. Воздушно-белый, зефирно-розовый – самая малость. – Ты не сделаешь ей больно.
Рейвенар мысленно ухмыльнулся. Семейный союз всегда начинается через боль и кровь, и Эрик по чистоте своей души этого еще не понимает. Бог даст, и не поймет.
Он не успел поклясться: на балконе появилась Лемма, их средняя сестра, женщина с самым ядовитым и злым языком в мире. Возможно поэтому она до сих пор была не замужем, хотя удалась и лицом и фигурой – блондинка с голубыми глазами, нежной фарфоровой кожей и кукольно-изящными руками. Однажды Рейвенар едва не отрубил ей эти руки – вовремя примчался отец, оттащил сына от сестры, и тогда Лемму впервые серьезно наказали за ее язвительные подколы.
Рейвенар провел три дня запертым в одной из отдаленных комнат дворца.
– А, ты еще здесь! – сладко улыбнулась Лемма. – Драконы уже запряжены. Не великая ли это честь для свиньи, возить ее на драконе?
Рейвенар перевел взгляд на картину Эрика. Рисовал он объективно хорошо – его работы под псевдонимом, разумеется, прекрасно расходились на благотворительных аукционах.
– Смотрю, та рана уже зажила? – поинтересовался Рейвенар.
Он тогда бросил заклинание, которое оставило широкий багровый след на нежной девичьей коже, и Лемма вопила так, что на ее крики сбежался весь дворец. Сейчас сестра правильно поняла намек: машинально провела пальцами по запястью и сказала:
– Не вздумай сажать ее с нами за один стол. Еще геддевиновых выродков нам тут не хватало.
– Иначе что? – лениво осведомился Рейвенар. Лемма открыла было рот, но не успела ничего сказать: Эрик качнулся и принялся заваливаться набок, прижав к вискам стиснутые кулаки.
Слишком много слов. Слишком много сильных чувств.
Рейвенар бросил поддерживающее заклинание, подхватил брата на руки и поволок в комнату – там уже сбегались слуги, кто-то нес лекарства на подносе, кто-то открывал окна, впуская больше свежего воздуха. Рейвенар опустил Эрика на кровать, и тот отвел кулаки от висков и снова прижал. Лицо брата было искажено немыслимым страданием.
– Обещай мне, – едва слышно произнес он. – Ты не сделаешь ей больно.
– Обещаю, – ответил Рейвенар, уже ненавидя эту светловолосую принцессу-бастарда, к которой надо было ехать, оставляя брата наедине с его болью. Глаза Эрика темнели, он все глубже и глубже погружался в себя, и Рейвенар бросал в него все новые и новые заклинания, пытаясь удержать…
Наконец, Эрик вздохнул и разжал кулаки. Взгляд по-прежнему был темным и мутным, но лицо разгладилось и смягчилось. Лейб-медик, который наконец-то отважился приблизиться, опустил на грудь Эрика один из королевских артефактов, и принц погрузился в сон.
Тогда Рейвенар поднялся и быстрым шагом пошел к выходу.
Лемма так и осталась стоять, где стояла, оторопело глядя ему вслед.
***
– Он хотя бы не бросается на людей?
– Нет, ваша милость. Его высочество Эрик благородный и достойный человек, он хорошо образован и прекрасно воспитан. Душевный его недуг в том, что он глубоко погружен в собственные мысли, боится общения с людьми и редко покидает свои покои.
Конечно, это было страшным нарушением этикета – спрашивать о будущем муже в подобном тоне. Динграсс, новая фрейлина Адемин, на пару лет старше, с ростом и лицом гренадера, отквиталась сразу же, назвав ее “ваша милость” вместо “ваше высочество”.
Напомнила жертвенной овце, где ее место.
Впрочем, в голубых глазах Динграсс появилось искреннее сочувствие. Словно преодолевая смущение, она погладила Адемин по плечу и сказала:
– Он хороший человек, ваша милость. Да и все в Вендиане будут к вам добры. Вы ведь… – фрейлина замялась, подбирая слова. – Вы ведь, получается, жертвуете собой ради всех. Вы спасаете мир.
Еще одна фанатичка, которая верит в чудовищ.
– И для этого я должна выйти вот так, – Адемин развела руки в стороны. – Голой.
Динграсс встретила ее сразу же, как только экипаж пересек границу и остановился на пограничном посту. Адемин отвели в одну из комнатушек, и фрейлина приказала ей раздеваться.
Даже нижнее белье нельзя было оставить.
– Такова традиция, ваша милость. Вы должны оставить позади все свое прошлое, до последней нитки. Для вас уже подготовлен достойный принцессы наряд, а я потом сделаю прическу.
Судя по состоянию волос Динграсс, она умела лишь мыть их грубым серым мылом и заплетать по-крестьянски, в косу. Адемин поежилась.
Ведь там будут люди. На нее станут таращиться во все глаза, чтобы потом обсудить каждую родинку на теле принцессы, отданной безумцу. Ей хотелось задохнуться от стыда, умереть, чтобы все это просто закончилось.
– Чулки, – напомнила Динграсс. – Нас уже ждут, ваша милость.
Адемин сняла чулки, бросила в груду снятой одежды. Распрямила спину – раз уж ей придется пройти через позор, то она это сделает по-королевски.
Снаружи выстроился почетный караул в темно-синих вендианских мундирах, и, опустив босую ногу на первую ступеньку, Адемин с облегчением заметила, что эти здоровяки не смотрят на нее. Все глаза были закрыты.
Спустившись и нервно прикрыв руками грудь и выбритый лобок, она пошла по импровизированному коридору мимо почетного караула к солидным господам, которые ожидали ее в конце пути – и вот они-то как раз
