Тетушка против - Тата Алатова
Рауль вздрогнул, услышав про тюремное заключение, но Пруденс оставалась все такой же непоколебимо-отстраненной.
— Могу поспорить, тут не обошлось без нянюшки Латуш, — насмешливо заключила она. — У тебя-то, моя девочка, мозгов что у птички.
— Да забудь ты про эту писульку, — взмолилась Жозефина, растеряв свое злорадное торжество, она казалась напуганной. — Ей место в огне.
— Ну разумеется, — согласилась Пруденс, демонстративно аккуратно сворачивая документ в трубочку и пряча его в кожаный кошель на поясе.
— Рауль расторг нашу помолвку! — пожаловалась ее племянница, заламывая руки. Излишне театрально, на вкус Рауля, но она так старалась переменить тему, выставить себя жертвой, что не гнушалась переусердствовать. — Он заявил, что его привлекало исключительно мое состояние. Ах тетушка, увези меня отсюда немедленно! Я не желаю здесь больше оставаться!
— Доброй дороги, — Пруденс услужливо распахнула скрипучие двери.
— Ты не понимаешь? — растерялась Жозефина. — Этот человек — мерзавец и проходимец.
— О чем я тебе говорила с самого начала. Но ты слишком упряма, чтобы прислушиваться к мудрым советам. Ты очернила мое честное имя, а ведь я годами оберегала тебя и заботилась о тебе. Что ж, поскольку ты решила бороться с моей деспотией, не смею тебе мешать. Мне, видишь ли, вовсе не улыбается оказаться из-за моей врожденной доброты в тюрьме. Поэтому я снимаю с нас обеих всякие обязательства друг к другу. Ты теперь сама по себе, Жозефина Бернар. Используй свою свободу с умом.
— И куда ты пойдешь? У тебя же ничего нет! Даже платье на тебе куплено на мои деньги, — с бессильной подростковой злостью всхлипнула та.
— Ах, неразумное дитя, — с поистине королевским достоинством обронила Пруденс. — Я ведь с ранних лет твердо стою на собственных ногах.
— Тетушка Маргарет, — Жозефина подошла к ней, взяла за руки, заискивающе заглядывая в лицо. — Подумай, как тебе будет неловко вернуться ко мне со склоненной головой. Давай забудем об этом дне и поедем домой вместе, как и полагается.
— Время нас рассудит, — только и ответила Пруденс, развернула племянницу за плечи и легонько подтолкнула к выходу из гостиной. — Береги себя, моя дорогая. Найди состоятельного и надежного человека, умеющего распоряжаться делами, и не позволяй красивым локонам вскружить себе голову.
— Но тетушка!
— Прощай, — и Пруденс закрыла за девицей двери. С минуту постояла, прислонившись лбом к облезлым дубовым доскам, когда-то скрепленными полосами железа, а потом развернулась к Раулю.
Последнюю часть разговора он безуспешно пытался слиться с обстановкой, а теперь встревожился, увидев испарину на бледном женском лице и побелевшие губы.
— Вам дурно? Может, нюхательные соли?
— Глупости, — устало и безжизненно возразила Пруденс, — я не из тех особ, кому становится дурно от мелких неурядиц.
Тем не менее, она все еще опиралась спиной о двери, будто боясь остаться без опоры.
— Между нами говоря, этот Шарль Огюстен Воклюз — редкостный тупица, — попытался утешить ее Рауль, не зная, что и сказать. — Его сослали в нашу провинцию за то, что однажды он выдал предписание монахине, обвинив ее в легкомысленности. Если хотите, мы мигом с ним расправимся, у меня еще остались связи при дворе. В любом случае, вы вольны оставаться здесь, сколько вам угодно.
Это было довольно неуклюжее предложение защиты, но ничего больше, кроме своего замка и своей дружбы, он не мог дать Пруденс прямо сейчас. Просто потому, что больше ничего у него и не было.
Однако этого оказалось достаточно. Она встрепенулась и окинула его пронизывающим, оценивающим взглядом, от которого стало щекотно в животе. Будь Рауль аукционным лотом на ярмарке женихов, и то его вряд ли рассматривали бы с таким пристрастным вниманием.
— Кажется, — медленно проговорила эта непостижимая женщина, стойко принимающая самые болезненные удары, — судьба и правда к вам благосклонна, раз привела меня в этот захудалый замок. Давайте подумаем, как можно сделать из вас хоть мало-мальски достойного человека!
Рассмеявшись от облегчения, Рауль покачал головой. И пусть Пруденс пока отказывалась видеть в нем любовника, предпочитая роль сиделки и экономки, весьма утомительную на его взгляд, по крайней мере она больше не стремилась покинуть его любой ценой.
Нищим не приходиться выбирать, какое подаяние принимать. Воспряв духом — Пруденс оставалась, спасибо вздорной девице и тупице королевскому интенданту, — он просто сказал:
— Давайте-ка сначала позавтракаем, милая Пруденс. А уж там видно будет.
Глава 17
Мюзетта, все еще напуганная вчерашним долгим сном и возможным наказанием за него, где-то раздобыла тыкву и затемно поставила ее запекаться. На кухне пахло пряными травами и теплым хлебом, оливки нового урожая мариновались в кадке с розмарином и фенхелем, а в котелке весело подпрыгивали-кипятились перепелиные яйца.
— Пруденс? — удивилась старуха. — Разве ты не уехала в город?
— Я передумала, — сухо ответила она, берясь за тарелки.
— Передумала, — проворчала Мюзетта, — а Жану запрягать, распрягать, как будто сил у него, как у молоденького.
Ничего не ответив, Маргарет толкнула дверь бедром, чтобы отнести посуду в столовую.
Рана, которую нанесла Пеппа, сильно кровоточила. Маргарет чувствовала себя так, будто ей выстрелили в грудь из ружья. Она бездумно накрывала на стол, двигаясь как заведенная механическая кукла. Рауль пытался забрать поднос, заверяя, что отныне она гостья в этом доме, за что получил настоящую гневную тираду. Маргарет злилась на него из-за чрезмерной обходительности, находя в своем положении прислуги некую горделивую независимость. А больше всего она не могла простить Раулю того, что он стал свидетелем утренней безобразной сцены и теперь явно испытывал сочувствие к тетке, оставшейся не у дел.
К завтраку вышел и Бартелеми Леру, заспанный и помятый. Он часто моргал, похожий на взъерошенного совенка.
— Да оставьте вы уже, — упрямо велел Рауль, забирая у Маргарет охлажденный глиняный кувшин с лимонадом. — Давайте позавтракаем без беготни.
Она равнодушно опустилась на стул, не желая снова ругаться. Пока ей плохо представлялось собственное будущее, и передышка, предложенная Раулем, была как нельзя кстати. В этом разваливающемся, пронизанном сквозняками замке можно было на время укрыться, чтобы придумать новый жизненный план.
Все сбережения покоились на дне сундука в спальне дома Пеппы, и будь Маргарет проклята, если отправится за ними. У нее была только одна смена белья и одежды, тощий мешочек с монетами и трезвый рассудок — вполне достаточно, чтобы начать все с нуля. После смерти отца и раздачи всех его долгов осталось
