Неладная сила - Елизавета Алексеевна Дворецкая
– Чуть я дедам душу не отдал… – пробормотал Хоропун, распрямляясь. – Думал, это уже к нам…
Демка хмыкнул, но и сам ощутил внутри холодок. Они прошли еще немного – и вновь им навстречу кинулась размытая серая тень, едва не задевая голову крыльями.
– Гляди! – Хоропун тронул Демку за плечо. – Озеро…
Демка обернулся к воде – по озеру бежали в одну сторону сердитые волны.
– А я вот что подумал… – вполголоса сказал Демка. – Что если наш хозяин озерный… сам все те клады стережет?
– Думаешь? – Хоропун аж присел.
– Ну а то – почему ж за столько лет никто ни разу клада не нашел? Его-то, – Демка кивнул на озеро, – поди одолей! Ему твоей горбушки не хватит! И даже курицы черной, как Мавронья мне говорила, не хватит. Такой только за голову человечью клад отдаст… а то и за все сорок.
– Спаси и сохрани… батюшка святой отец Панфирий… – Хоропун трижды перекрестился, но твердости духа не обрел.
– Ты на озеро не смотри, ты в лес смотри. Где клад-то покажется – из земли ведь?
– А может, и из воды… Если хозяин озерный стережет – то скорее даже.
Они прошли еще немного, а потом путь им преградил выворотень – здоровенная ель недавно упала, вырвав и подняв на корнях огромный пласт земли. Одновременно ее увидев, оба ловца вздрогнули. Выворотень лесной – все равно что отворенные ворота на тот свет. Поди знай, что из этих ворот выйдет, но едва ли что хорошее.
С перепугу они не сообразили: это и есть то место, какое они ищут…
У Демки зарябило в глазах. Он моргнул: померещился свет под выворотнем, будто там горел костер, но уже погас, оставив тусклое мерцание углей. А жгли в том костре гнилушки – свет отливал сизым.
– Ой, гляди… – просипел Хоропун. – Видишь? Светится…
Демка, и сам порядком ошалев, дернул его за рукав и показал знаком: молчи! До него дошло: это сияние и есть выходящий клад! Теперь нужно молчать.
Хоропун тоже сообразил: закрыл руками рот, а Демке показал – бросай молот! Демка взялся за рукоять, примериваясь и прикидывая расстояние… и вдруг облако пламенно-сизых искр метнулось из-под выворотня прочь. Взмыло в воздух, уплотнилось, обернулось – перед ними оказался белый барашек. Каждая шерстинка на нем отливала сизым, резко выделяя его среди тьмы – благодаря этому свету и стало ясно, что вокруг уже совсем темно.
– Он, он! – в ужасе и ликовании завопил Хоропун. – Бросай же, черт, уйдет!
«Молчи, дурак!» – хотел крикнуть Демка, но не решился сам подать голос. Барашек метнулся прочь, Демка – за ним, боясь потерять из вида. Напрасно – и в зарослях свет барашка было отлично видно. Пытаясь убежать, тот запутался в ветках. Демка сделал три торопливых шага, поднял молот, крутанул над головой и метнул.
Молот ударил барашку в голову, раздался звон… и барашек разлетелся на тучу белых искр, почти таких же, из каких возник. Упав на землю, эти искры не погасли, а реяли во тьме, разбросанные шагов на десять или больше.
– Оно… оно! – Хоропун бросил лопату и кинулся к искрам.
Упав на колени, он стал хватать искры, и у него в руках они продолжали светиться.
– Демка, серебро! – глухо кричал Хоропун, лихорадочно ползая на четвереньках, как тот барашек. – Истово слово – серебро.
Одной рукой подбирая искры, он совал их за пазуху, потом переползал к следующим, но на трех получалось недостаточно быстро, он опять вставал на четыре, опять хватал. Не веря, Демка настиг его, обогнал, нагнулся, сам схватил несколько искр. Сколько он мог видеть в темноте, это и правда было серебро – старинные шеляги, какие чеканили не на Руси, а далеко на востоке, за Волгой, а царствах бохмитских. Демке уже случалось такие видеть, хоть и нечасто: два-три раза люди приносили в кузницу с заказом изготовить из них перстеньки и заушницы. Бог весть, где брали: из наследства прадедов, а еще рассказывали, что часто клады старинные состоят из таких шелягов.
Демка ощупал подобранные монеты – настоящее серебро, холодное и чуть влажное от сырой земли. Сунул две-три монеты за пазуху, передвинулся, опять нагнулся. Хоропун ползал у него под ногами, будто пес, хватал светящиеся шеляги, набивал ими пазуху, чуть ли не в рот пихал, судя по глухому полусмеху-полурычанью. Скоро и Демкой овладел тот же азарт жадности – шутка ли, настоящее серебро валяется под ногами! Чутье подсказывало: надо спешить, сокровище вечно тут лежать не будет! Что успеешь взять – то твое, а промедлишь – сам виноват.
Толкаясь, они ползали по земле, как два диких темных зверя, шарили среди палых листьев и влажного мха, подбирали шеляги. Не раз попали в лужи, извозились в грязи. Руки оледенели, но еще две-три искры горели в паре шагов, и тянула к ним неуемная жадность.
Но вот Демка опомнился и сел на землю. Огляделся. Земля была черна, ни одной искры больше не тлело. За пазухой ощущалась тяжесть, холодная, будто льдом набито. В кулаках были зажаты еще шеляги, тоже холодные; края тонких монет казались острыми, как льдинки.
И только кусты кругом… Куда это его занесло? Оттолкнувшись сжатыми кулаками от земли, чувствуя, как холодят и липнут к телу промокшие портки, Демка поднялся на ноги. Где Хоропун? Хотел покричать – не решился подать голос. В одной стороне было вроде посветлее – пошел туда и шагов через двадцать вышел к озеру. Далеко же он уполз, сам не заметив.
По озеру бежали волны, играя отраженным светом луны. Демка поспешно отвел глаза, не желая увидеть озерного змея. Вот, вроде, тот выворотень… Божечки, а молот-то где? Пробрало холодом: потерять молот Демка ни за что не хотел. Отвечай перед Ефремом… В то, что у него за пазухой стоимость сорока таких молотов, он пока не верил. С трудом Демка разжал онемевшие пальцы. На ладони лежали пять-шесть монет. При лунном свете была видна непонятная печать: этакой грамоты, похожей на сплетение корней, и сам Воята Новгородец не разберет.
Ха! Вспомнив Вояту, Демка невольно ухмыльнулся. Сегодняшним их делах и сам «вещий пономарь» позавидует. Еще бы живыми отсюда выбраться…
Осторожно ступая, Демка двинулся к выворотню. На том месте, где они впервые увидели свечение, зашевелилось что-то темное. Демка вздрогнул и отшатнулся.
– Чур со мной! – хрипло пискнули под выворотнем. – Чур белых, чур черных, чур своих…
– Хоропушка! – сообразил Демка. – Ты?
– Демка! Я уж думал, ты пропал!
– Молот мой
