Песнь бездны - Эмма Хамм

Ему случалось бывать и в более глубоких точках океана, но этой тоже было достаточно. Здесь было и давление, и тишина. Тут ему четче думалось. Легче дышалось.

Позволив телу медленно осветить воду вокруг, он взял себя в руки. Он так резко опустился на дно, что вокруг взметнулись донные отложения. Он мало что видел во взбаламученной воде дальше вытянутой руки. Но все было красным. Вся эта муть, каждая песчинка, все огромное ничего, окружавшее его.

Медленно повернувшись по кругу, Дайос огляделся. Он был один. Наконец-то. Можно не волноваться, потому что кроме него тут никого больше нет.

Но тут круг закончился, и он внезапно оказался лицом к лицу с гниющим трупом.

Когда-то эта ундина была красива. Одна из тех, с кем Дайос думал сойтись. Однажды даже раздул ради нее оборки. Но она его и отвергла. Дайос был слишком большим. И его дети были бы слишком крупными, а значит, яйца сложнее бы было отложить. Да и вообще, какой от него толк? Самкам его народа полагалось быть больше самцов, а он никогда не встречал никого крупнее себя.

Дайос знал, что эта ундина была с ним в отряде, когда он напал на Бету. Она кинулась вперед и одной из первых приняла удар орудий ахромо, которые он никогда раньше не видел.

И он знал, как она погибла. Океан вспорола вспышка яркого пламени, невозможный ужас, ударивший ее прямо в грудь. С ней упали еще многие, но ее он помнил лучше всех.

– Хамартия, – прошептал он, проводя рукой перед ее лицом. – Мне так жаль.

При жизни она была такой красивой. Но смерть ее изуродовала. У нее не хватало одного глаза, и нежный голубой цвет практически исчез из ее окраски. Серая плоть провалилась вокруг ран на правой щеке. Мало чего осталось от той красотки, которую знал Дайос. И чем дольше он на нее смотрел, тем яснее понимал, что уже никогда не восстановит в памяти ее прекрасную мощь.

Сгнивший рот открылся, и, к его ужасу, жабры на ее шее раздулись от вдоха.

– Ты убил меня, – сказала она с предсмертным хрипом. – Ты бросил меня там умирать.

– Я никогда никого туда не повел бы, если бы знал, что потеряю хоть одного.

– Ты знал. Просто не хотел слушать. – Песок взметнулся вокруг ее тела, и он увидел рваную рану в ее груди, через которую вытекла вся ее жизнь. – И теперь ты заберешь еще одну жизнь.

– Я не хочу опять убивать, – в отчаянии ответил он. – Я знаю цену своей самоуверенности, я… не вынесу такого снова.

– Ты похитил для себя пару, – сказала она, закатив оставшийся глаз. – Забрал ее и хочешь забыть, что натворил. Думаешь, обретешь рай в этом создании, которое не видит в тебе ничего, кроме монстра?

Вспышка света пробилась сквозь муть, рассеивая ее, и он увидел их. Тела, падающие сквозь воду, безжизненные и заметные лишь на свету. Ахромо? Неужели вернулись за ним? Наконец-то вычислили свою самую крупную и главную добычу?

Он был монстром, напавшим на их город, и он проиграл. Сбежал, позволил братьям утащить его на глубину, пока остальные погибали.

Гниющая рука схватила его за подбородок. Он чувствовал острые как лезвия кончики ее когтей и отсутствие перепонок, которые сгнили в первую очередь. Она подтянула задыхающегося от трупного смрада Дайоса к себе и заставила взглянуть на кошмар, оставшийся на месте ее лица. Там не было ничего от той женщины, которая его привлекала.

– Ты ведь хотел меня, – прошипела она. – И взял бы, если бы я тебе позволила. Я была лучшей в своей кладке, сильнейшей, самой искусной охотницей в стае. Думаешь, меня заменит какая-то ахромо?

– Я ее не хочу.

– Еще как хочешь. Уже встопорщил жабры ради нее. Твое тело выдало тебя, воин, и ты мне противен. – Она оттолкнула его голову от себя с такой силой, что все равно что ударила.

Он замер, не смея повернуть голову, и зажмурился.

– Это все не по-настоящему, – сказал он себе. – Просто в твоей голове.

– Это я-то не настоящая? – расхохоталась она, а потом прорычала ему в ухо: – Я тебе обещаю, Дайос-Разрушитель, ты убьешь ее так же, как убил всех нас. Ты монстр и не достоин ничего, кроме самых черных глубин.

Сжав кулак, содрогаясь всем телом, он почувствовал, как одно короткое слово сорвалось с его губ и унеслось в океан:

– Нет!

Оно все еще отдавалось эхом, когда Дайос открыл глаза. Повернулся влево, вправо, пытаясь глазами отыскать останки прошлой жизни. Но в красном свете не было никого и ничего. Совсем ничего.

Он был один. Как и всегда. Как будто его проклял кто-то.

Но все равно Дайос никак не мог успокоиться и совладать с дыханием. Он и сам не понимал, что с ним. Прижав руку к груди, попытался растереть то место, где под ребрами застряла боль. Оба сердца бешено колотились и отказывались успокаиваться. Как бы сильно он ни прижимал руку к груди, как ни дышал старательно через нижние жабры. Просто… что-то было не так.

Дайос попытался сделать глубокий вдох, но тот получился неровным, потому что от неправильной эмоции перехватывало дыхание. Зубы стучали от холода, но он оставался на дне океана, где не было ничего и никого, кроме него.

В какой-то момент Дайосу показалось, что его подхватило течение. Море вытолкнуло его из ила, который уже начал просачиваться под чешую и забиваться в жабры. Он позволил течению нести себя прочь от этого места, хотя знал, что все еще не прощен за содеянное.

Океан поднял его выше, снова выше, и Дайос наконец увидел, что ему пытались показать. Маленькую стайку тунцов. Судя по всему, уже кем-то вспугнутую, – уж больно их было мало. А может, несколько рыб просто отрезало от основного косяка. Дайос был достаточно высоко, чтобы увидеть в свете с поверхности серебряный блеск рыбьих тел, когда тунцы поворачивали в другую сторону.

Красиво. Может быть, так море напоминало ему, что в воде по-прежнему есть жизнь несмотря ни на что. Что у него есть причина бороться, даже если он считает иначе.

Склонив голову, он пробормотал:

– Я ценю твою подсказку. Глубина и темнота вредны мне. Я не стану искать тьму, когда свет может столько показать.

Но течение снова подтолкнуло его ближе к тунцу. Опять и опять, пока Дайос не понял, что море приказывает ему поймать одну рыбину для себя.

Он со вздохом покачал головой:

– Я