Неладная сила - Елизавета Алексеевна Дворецкая
– Куда пойдешь-то, Куприян? – спросил старик Освей, пока тот шел от поповского двора.
– На Игорево озеро.
Ответ этот несколько успокоил сумежан. Однако кланяться домовине и просить прощения у новоявленной святой Куприян вовсе не собирался. Услышанное от Еленки – то, что ее муж-обертун погиб, но не погребен, – только укрепило его решимость бороться с напастью по-своему.
К озеру он вышел в другом месте, не там, куда ходил утром с Устиньей. Направлялся он к поляне, где лежал Змеев камень, а возле него пряталась в ельнике замшелая изба дед Заморы. Сюда Куприяна, тогда носившего имя Недан, когда-то привели родители, чтобы отдать на выучку старому колдуну. Куприян за прошедшие тридцать лет сильно изменился: из отрока с бойкими и смышлеными глазами стал зрелым мужем, принял Христову веру и поменял имя. А дед Замора за те же тридцать лет не изменился вовсе. Как выглядел посланцем того света, таким и остался. Еще в детстве Куприян слышал тихие толки, что, мол, дед Замора и есть озерный змей, только в человека перекидывается. Может, это и не совсем правда… но сколько-то правды в этом есть, пожалуй. А значит, живет он, сколько само озеро, и еще столько же будет жить.
Ветер спал, солнце садилось, в лесу было тихо, в небе еще светло. Хрустальные, серебряные голоса птиц не колебали воздуха, закатные лучи мягко касались вершин. Казалось, именно сейчас происходит таинство – рождение нового лета, и все оно, до капли, еще впереди. Одноглазый дед на чурбаке перед входом в свою избенку сидел совершенно неподвижно, словно боялся скрипом потревожить землю и спугнуть чудо. Лесная земля вокруг него была усыпана белыми цветами подснежника – первыми детьми нового тепла, несущими в себе опасность былого холода. Трудно представить что-то более несхожее, чем старик, вырубленный из обгорелого пня, и эти тонкие цветы – прощальная улыбка зимы, но они же казались неразделимы, как свет и тень.
При появлении Куприяна дед Замора не удивился и не пошевелился, словно настоящий пень, окруженный цветами.
– Будь жив! – Куприян поклонился. – Каково поживаешь, дедушка?
– Да уж получше тебя. Что так быстро воротился? Соскучился, поди?
– Подмоги пришел просить… – Куприян опустил голову, но тут же снова взглянул в лицо старому колдуну.
– Хе! А то я не знал! Сто лет здесь живу, и хоть бы раз кто пришел, кому подмоги не надобно! Любоваться мной люди не ходят. Ну, чего тебе? Я было думал, всему тебя научил, сам со всякой бедой управишься. А ты вон что!
– Что это за девка там? – Куприян показал в ту сторону, где стояла на берегу домовина. – Говорят, святая, нетленная, но откуда ж здесь такая возьмется! Чтоб за веру кто пострадал – не было такого в нашей волости. Из святых у нас один старец Панфирий, и тот сто лет как умер… то есть поближе к раю переселился и теперь святому Николе помогает ключи стеречь. Девка-то откуда? Внучка она ему, что ли, племянница?
Дед Замора засмеялся – словно старый пень заскрипел.
– Ну так вызнай, кто она. Трудное ли дело? Кликни помощничков своих да спроси. Лихие, помню, помощники у тебя водились!
– Да ведь нету у меня их! Ты знаешь, где они!
– Знаю. Как решил ты ремесло покинуть, так принес горшок да и в Черное болото бросил.
Дед Замора показал концом клюки на синюю гладь с багряными отблесками закатного неба: на другом берегу озера раскинулось Черное болото.
– У змеюшки-батюшки нынче твои помощники.
– Научи, как их назад достать.
– Вот оно что! – Дед Замора подался к нему, опираясь на клюку; он поднял косматые черные брови, показывая изумление, но Куприян не верил, что деда хоть что-то может на самом деле удивить. – Чего захотел! Назад достать! Неужто ты новую веру покинуть решил, на прежнее воротиться?
– Не покинул я веру! – Куприян мельком подумал, что никому не приходит в голову спросить, а какой веры держится сам дед Замора. – Но коли дела такие пошли, мне сила нужна! Прежняя моя сила! Племянница моя обмерши лежит. Кто на нее лихоту нагнал – та девка, или идол каменный, еще кто? Или Плескач-обертун, что неупокоенным с того лета бродит?
– И про это вызнал? Без помощников, гляжу, обошелся.
– Про Плескача знает кое-кто. А про ту девку никто не знает. Или ты знаешь?
Дед Замора молчал, будто обратился в пень. Куприян ждал. Тонко пересвистывались дрозды у них над головами, а где-то из глубин озера древний змей гнал волну на поверхность.
– Ты что же – воевать с ней хочешь? – спросил дед Замора.
– Коли она мою девку обморочила – и воевать, – угрюмо ответил Куприян. – Одна Устя у меня, я за нее самому сатане шею рожей назад переверну.
– А я уж было думал, ты такой смирный стал, будто тот Панфирий. Сидел в пещерке, молитвы творил да в колокол серебряный звонил. Пришла, стало быть, тебе нужда на былое обратиться… А клялся, что с бесами навек порвал, хитрости чародейные покинул…
– Я бы и покинул, кабы не Устинья. Может, ты ее разбудишь? – Куприян в приливе недоверчивой надежды заглянул в единственный глаз своего старого наставника.
– Я-то разбужу… да ведь оно не в последний раз. Коли избрала она твою девку…
– Избрала? – Куприян подался к нему. – На что избрала? Говори, дед!
– Понравилась она ей. Помнишь, как цветы под ноги бросила? – Дед Замора посмеялся. – Приманивала. Теперь не отвяжется. Она такая – до мужиков удалых жадная, до девок красных – завистливая. Всех к себе тянет. А я стар – за ней гоняться. Она хоть и старше меня, да ноги резвые.
– Старше тебя? – У Куприяна волосы чуть шевельнулись на голове.
– Князя Игоря так поцеловала, он оттого разболелся да и помер.
– Разболелся и помер? От поцелуя?
– А ты думал, почему он здесь у нас погребен? Демка, хоть и шалопут, а догадался, целовать ее не стал, она и разобиделась.
– Да кто ж она?
– Вот сумеешь своих помощничков воротить – узнаешь. А нет – не про тебя сии хитрости, Неданко.
– Где мне сыскать мой горшок? – твердо спросил Куприян. – Научи, дед. Крайняя беда пришла. Души своей мне не жалко, а жизни и подавно. Но девку мою я выручу.
– Куда бросил, там и сыщешь. На́ тебе. – Дед Замора протянул ему свой посошок. – Путь укажет, так и быть. Выручу по старой памяти, научу на нужную тропу встать. А дальше уж ты сам.
– Благо тебе будь, старче! – Куприян поклонился, принимая посох. – Буду жив – принесу назад.
Он знал: в делах Темного Света
