Мисс Эндерсон и её странности - Анастасия Зарецкая
Надолго он в Лавке странностей не задержался: покупатель на него нашёлся через несколько дней. «Что у вас нового, Алеста?» — спросил он, едва оказавшись в Лавке. Алеста со всей любезностью показала ему этот артефакт. Торговаться он отказался. Сразу же выложил за эту вещицу столько, сколько попросила Алеста — в пять раз больше той стоимости, за которую она сама его приобрела.
— Признаюсь честно, — заметил Кейден, — используя ваш журнал, я сам попытался отыскать нечто подобное среди проданных вами товаров. Но не имел представления, какое название оно носит.
— У таких редких вещиц нет общепринятых названий, — заметила Алеста. — Их создают гениальные изобретатели для магов, которые вечно находятся в поиске чего-то нового и необычного. Такая вещица вряд ли пригодится в быту кому-то нормальному. А вы владеете магией, мистер Гилсон?
Она подняла взгляд на Кейдена. И заметила растерянность, блеснувшую в его глазах. Всего на мгновение, не больше. Выходит, не так уж он прост, этот следователь из Леберлинга?
Впрочем, логика в этом примерна та же, к которой обращался Кей, когда задавал вопрос о способности к магии Алесте. Чтобы продавать магические артефакты, нужно владеть магией. А чтобы расследовать дела, завязанные на магическом вмешательстве, не нужно?
— Как он работает? — спросил Джонти.
Этот артефакт представлял из себя нечто вроде музыкальной трубы, разве что упрощенной, лишенной клапанного механизма. Спереди трубка несла расширение, раструб. Задняя же часть оканчивалась мундштуком, только более широким и плоским, чем положено настоящему музыкальному инструменту.
— Не могу показать, но в истинности своих слов не сомневаюсь: я видела его в действии. В моём журнале он идёт под кодовым словом «Голос». Он позволяет услышать историю любой неживой вещи, которая нас окружает… Вещь начинает говорить, вполне отчетливо и разборчиво. Правда, рассказывает часто несусветную чепуху. Вспоминает глупости, жалуется на то, что как-то раз её схватили без должного уважения. Послушать… интересно. Но вынести их себя что-то полезное вряд удастся. В полноценный разговор эта вещь с вами тем более не вступит: слуховой аппарат в трубку не встроен.
Маг, который купил у Алесты этот артефакт, показал его способности на дверной ручке в Лавку странностей. Поговорить ей дали недолго, чтобы не выдала секретов. И всё-таки, воспользовавшись даже такой непродолжительной возможностью пожаловаться на нелёгкую судьбу, дверная ручка рассказала, что терпеть не может холодные пальцы, что у Бейлы был до скрипа противный смех и что она никак не дождётся покоя.
— То есть, этот «Голос» был всё-таки куплен у вас, — понял Кейден.
— Именно так, — Алеста кивнула. — Но не спешите бежать за моим журналом. Я и так скажу вам, кто купил у меня Голос.
Того мага звали Верн Вут. Он сам назвал это имя — никаких документов с него Алеста, естественно, не спрашивала, поскольку не продавала ничего, что могло нанести вред жизни. А для продажи интересных вещиц документы не требовались. Ему было около сорока пяти лет, он носил слегка удлиненные черные волосы, идеально брил лицо и носил пальто бордового цвета. По крайней мере, таким он предстал перед Алестой во время их первой и единственной встречи. В чём она и призналась честно мистеру Гилсону.
— А мой пострадавший был молод, вряд ли старше вас, — только и ответил Кейден. — И всё-таки, мисс Эндерсон, вы очень мне помогли… Осталось лишь понять, насколько это имя в самом деле ему принадлежит.
Пока Кейден дозванивался до своего родного Управления, Джонти и Алеста успели выпить по чашке крепкого чая со слегка отсыревшим печеньем — слишком долго оно дожидалось своего часа, отлёживаясь в глубине шкафчика. Обсудили здоровье всей Алестиной семьи и дочушек мистера Оллсоппа. Поделились трудностями в воспитании собак — оказалось, теперь личным хвостатым охранником обзавёлся и Джонти.
А потом вновь заговорили о магии. Невозможно не вспоминать о чудесах в трудный момент.
— Мисс Эндерсон, а как вообще так вышло, что неживые предметы могут разговаривать? — поинтересовался Джонти, когда пачка печенья дошла до своего логического завершения. — Я всю жизнь подозревал, что у них нет даже намёка на душу.
— Чтобы трепаться, душу иметь необязательно, — Алеста фыркнула. — Я точно не знаю, как работает этот артефакт: всё-таки о магии мне известно куда меньше, чем следовало бы знать. Но могу поделиться предположениями. Мне кажется, каждая вещь несёт на себе множество отпечатков — не следов от прикосновений, а именно воспоминаний о сценках, в которых она принимала участия. Начиная от самого первого дня существования — когда из материи она стала именно этой вещью со своим набором характеристик. И магия считывает эти воспоминания и преобразует их в слова. Грубо говоря, в мундштук этой трубки заложен трансформатор: из картинки, смутных ощущений… в речь.
— Тогда почему именно жалобы? — Джонти громко отхлебнул чай, который едва прикрывал донце старой фарфоровой чашечки.
— Мне кажется, зависит от Голоса. Я не знаю наверняка, существуют ли другие. И всё-таки они вполне могут существовать. И какой-нибудь другой Голос, напротив, будет озвучивать одни лишь восхищения всем, с чем вещи удалось соприкоснуться. А ещё один — озвучивать предложения. Но всё это будет основано на воспоминаниях этой вещи. И ни на чём более. Возьмём вот эти вот чашки. — Чай Алеста давно допила, а потому наглядному показу ничего не мешало. Чашка взмыла в воздух. — Она одна сможет сказать тремя разными Голосами: «Терпеть не могу, когда в меня наливают обжигающе горячую воду. Или: «Я так люблю, когда вода во мне прохладная и не перегреваются стенки». Или: «Вы не могли бы, пожалуйста, немного остужать воду, прежде чем наливать её в меня?». Ситуация всё та же. А отношение к ней разное.
— Мисс Эндерсон, — Джонти покачал головой, — я восхищен вашим… вашей… — Он замолчал, так и не сумев подобрать правильное слово. — Но как вы всё же поняли, что это именно ваш Голос?
Магические артефакты продолжали по-сиротски, как никчёмные безделушки, лежать на рабочем столе. От чайного уголка его отделяло ровно два шага. Алесте ничего не стоило их преодолеть. Она взяла трубку в руку и показала Джонти гравировку — у самой границы раструба вплетались друг в друга две рукописные буквы «А». И пояснила:
— На таких редких вещах я обычно оставляю собственную подпись. Чтобы покупатели всегда помнили, к кому им следует обратиться, если они захотят
