Дракот для Снежной королевы - Анна Снегова
— Зачем вам такой огромный обеденный зал и такой здоровенный стол? Чтоб ворона каждый день сидела на новом стуле?
Возмущённый до глубины души Христиан раскрывает клюв… но не успевает даже каркнуть.
Кая чуть не сшибают с ног три серебристые молнии.
Снежок, Позёмка и Метелица набрасываются на него, возбуждённо потявкивая. Оккупируют плечи, впрыгивают на руки — и он наконец-то в шоке отпускает мои бедные пальчики. Чтобы набрать полную охапку снежных лисиц.
За прошедшие годы мои любимцы выросли в весьма упитанных зверей. И кажется, так же как и я, все эти годы помнили Кая.
В отличие от него.
— Это… что? — растерянно спрашивает он, хлопая глазами.
Метелица, довольно вздохнув, обвивает воротник пушистого хвоста вокруг его шеи. И кажется, планирует там тут же заснуть, чтоб надёжно застолбить за собой территорию. Ловлю себя на том, что слегка ревную. Мне вот так запросто с обнимашками к нему лезть нельзя!
— Не что, а кар-р-кто! Деревенщина, — фыркнул Христиан. И принялся неторопливо прохаживаться по столу, пока элементали методично уставляли его всё новыми блюдами. Ох, кажется, и они на радостях перевозбудились — такое количество еды нам точно не одолеть самостоятельно! Даже при помощи лис.
Вздыхаю.
— Они тебя помнят, потому что когда-то…
По всему телу Кая идёт дрожь. Он жмурится от боли.
Лисы торопливо спрыгивают на пол, и, возбуждённо попискивая, принимаются носиться вокруг. Тревожно тянут носом воздух.
Я кидаюсь к Каю — вовремя, чтобы поймать, когда он начинает сгибаться пополам. Его голова тяжело опускается на моё плечо. Пальцы сжимают в горсти рубашку там, где сердце.
— М-м-м-м…
— Да что ж это такое… — сквозь слёзы шепчу я.
Тяжело дышит, как загнанная лошадь. Крупно вздрагивает. И стонет сквозь стиснутые зубы.
— Ему, наверное, нельзя вспоминать, — хмуро говорит Христиан, внимательно глядя на нас со спинки ближайшего стула.
С трудом довожу Кая до стола и заставляю сесть.
— Я пойду, поищу что-нибудь в библиотеке! Вдруг…
Он сгребает меня в охапку и не отпускает. Таким инстинктивным движением, каким голодные звери хватают пищу, которую у них пытаются отнять. Метелица так делала, когда умирала от голода, а я впервые кормила её и пыталась забрать кусок, чтоб она не взяла сразу слишком много и ей не стало плохо.
Мокрый от испарины лоб Кая утыкается мне в ключицу.
— Не уходи. Не надо… только не снова… — бессвязно шепчут его губы.
Неуверенно поднимаю руку и глажу его по тёмным волосам.
— Я рядом.
— Ты снова уйдёшь… растаешь, как снег весной… Не уходи! Ты мне нужна. Без тебя всё не так… Неправильно…
Это горячечный бред. Произнесённый, как в лихорадке.
Закусываю губу. И призываю себя немедленно успокоиться. Когда мне было три годика, я сильно заболела. И Христиан до сих пор мне рассказывает, что я почему-то всю ночь просила, чтоб пошёл оранжевый снег.
Решительно выкарабкиваюсь из объятий и заставляю Кая посмотреть мне в лицо. У него такой мутный от боли взгляд… он словно бредит и видит сон наяву.
— Не бойся! Никуда я не денусь. В ближайшие два дня так точно. И таять не собираюсь. Если честно, в моём нынешнем положении куда больше вероятность, наоборот, обледенеть, — добавляю я с нервным смешком.
В чёрных глазах проясняется.
Кай прочищает горло и торопливо убирает от меня руки. Разворачивается к столу. Выпрямляется и встряхивает головой, как будто пытается заставить мысли окончательно проясниться. Христиан надменно пододвигает ему лапой тарелку ближе. И, повернувшись хвостом, вышагивает прочь.
Заторможенный Кай хватает в кулак вилку, но продолжает сидеть, глядя в тарелку невидящим взглядом.
Я бочком, бочком, огибаю его и усаживаюсь напротив. Подальше, на всякий случай. Там, где талию стискивали стальным капканом его руки, до сих пор кожа горит. А сердце бьётся так, что мне кажется, его слышат все присутствующие.
За столом определённо чувствуется неловкость.
— Кхм-кхм… Сольвейг.
— Да?
— Я, кажется, нёс какую-то чушь. Прости пожалуйста, если был невежлив и…
— Прощаю, — торопливо перебиваю я.
— Я был не в себе.
— Я знаю.
— А кстати, что я говорил?
— Уже не помню.
— Тогда… ужинаем?
— Да. Конечно. Конечно, ужинаем.
Больше мы за весь ужин не произносим ни слова. Только старательно опустошаем тарелки. И пытаемся друг на друга даже не смотреть.
Христиан тоже молчит. Задумчиво чистит клювом перья, то и дело стреляя то на Кая, то на меня внимательным чёрным взглядом.
* * *
— Ну что же! — с нарочитым энтузиазмом заявляю я. — Надеюсь, тебе понравится твоя комната! В твоём распоряжении вся восточная башня. А если захочешь, Христиан проводит тебя в библиотеку. Я завтра с утра отправлюсь на поиски снова, так что вдруг ты заскучаешь.
— А ты где спишь? — хмуро уточняет Кай.
Он застыл в дверном проёме, опираясь руками по обе стороны дверного косяка и нависая надо мной.
У меня в руках груда одеял и подушек, и я старательно держу их так, чтобы они оставались надёжным барьером между мной и Каем. Почему-то до сих пор опасаюсь к нему приближаться. Слишком странные ощущения во всём теле после прошлого раза. И щёки до сих пор не желают остывать. Какая я Снежная королева после этого? Где же моё ледяное спокойствие и холодная кровь?
— Какая тебе разница… — вспыхиваю я, и температура моего тела снова поднимается на несколько градусов. Может, это выход? Если я так буду всякий раз, глядишь, дойду до точки кипения, и заледенеть не получится чисто физически? Было бы здорово. Правда, Кая тогда придётся оставить при себе на совсем, как свой личный нагреватель. А этого нельзя.
Украдкой вздохнув, я бросаю быстрый взгляд на его шею и ямки ключиц в распахнутом вороте белой рубашки.
Снова торопливо отвожу глаза.
— На всякий случай, хочу знать, — упрямо отвечает Кай.
— Если тебе что-нибудь понадобится, обращайся к Христиану! — поспешно ставлю точку в разговоре и впихиваю в руки Каю ворох постельных принадлежностей. — Спокойной ночи!
— Спокойной, — буркает он. И я поскорее захлопываю дверь перед самым его носом, потому что Кай, кажется, собирался выйти ко мне и ещё чего-то сказать.
Но уже далеко за полночь. И мне надо бы хоть немного поспать. Мне как-никак завтра очередной волнительный день предстоит.
Возвращаюсь в свою комнату вся какая-то не своя.
Вот и правильно, что я не стала
