Неладная сила - Елизавета Алексеевна Дворецкая
Сердце оборвалось, внутри плеснуло холодом. Ноги ослабели. Бежать – и думать нечего. Это нечто сразу ее увидит – если у него есть глаза, а убежать у нее нет сил. Устинья прочнее вжалась в березовый ствол; мельком подумала, что в своей белой вздевалке сливается с белой корой и ее не заметят… может быть. И лучше не дышать. Каждый ее легкий вздох для этих существ – как жаркий порыв пламени.
Движение стало еще яснее. Сперва показалось, что к ней идут обломанные сухие стволы – такие, что остаются на заболоченном участке леса, когда дерево высыхает и постепенно, стоячий лесной мертвец, теряет и ветки, и верхнюю часть ствола, и кору. Еще десяток шагов ближе – и Устинья разглядела, что это все-таки люди. Человеческие тела – только лиц она не могла рассмотреть, они были темны.
Оледенев от ужаса, она не решалась даже закрыть глаза. Это движение было повсюду. Мелкая болотная вода хлюпала под десятками ног. Они шли к ней – темноликие выходцы из болота. Это не могут быть живые люди – Устинья знала это так же верно, как обычно знаешь при свете дня, человек перед тобой или дерево. Ближе… Она не знала, видят ли они ее, есть ли у них глаза – но они шли прямо к ней. Десять, двадцать, пятьдесят – она не считала их, но видела, что их много, как деревьев в лесу.
Десять шагов… пять… три… Устинья наконец нашла в себе силы зажмуриться. От ужаса по коже бежали ледяные волны.
Последниий судорожный вздох… еще один…
Ничего не произошло. По коже проскользил ветер с густым запахом сырости, болотной травы и тины. Еще раз. Устинья открыла глаза.
Они проходили мимо нее – один за одним. Проходили не оглядываясь, не сбавляя шага. Они ее не видели. Наконец она решилась прямо взглянуть на того, кто в это миг шел мимо березы, давшей ей приют. И поняла, почему ее не видят.
Лица у них были. Только они смотрели назад. У каждого, кто проходил из глубин болота мимо Устиньи, лицо было развернуто назад и смотрело ему за спину. Поглядев им вслед, Устинья увидела эти лица. Мертвенно-темные, отекшие, с запавшими глазами. В глазницах горел сизый огонь. Отросшие волосы и бороды от самых глаз были черны, мокры, в них запуталась болотная трава.
Встретив взгляд пары сизых огоньков, Устинья в новом приливе ужаса зажмурилась. Да что же она делает – ведь сейчас они ее увидят! Бросятся, разорвут на клочки!
Ничего. Упыри со свернутыми назад головами продолжали идти – мимо нее и дальше. Их прошла уже сотня или больше, но Устиньи для них не существовало.
Поняв это, она оторвала окоченевшие ладони от ствола березы и потерла дрожащие пальцы. Задела что-то твердое. Желанныи матушки! Да это же Демкино кольцо!
В мыслях прояснилось. Благодаря лесному кольцу она видит упырей, но сама для них невидима. Если стоять тихо, не шевелиться, они не заметят ее, пройдут мимо…
Но куда они тянутся всей толпой? Сколько же их там? Это… та самая литва, которую загнал в болото древний князь Игорь? Им свернуло головы назад из-за какого-то чуда… не то они церковь разграбили, не то еще что. Выпили воды из священного ключа девы Евталии… или реки Талицы… Если дева Евталия и есть Плясея, старшая над всеми лихорадками, то понятно, от такой воды никому хорошо не будет. Или Талица – жена князя Игоря, которую он за измену ударил оземь и из нее потекла река? Предания смешались в голове Устиньи и образовали бессмысленный ком, где ничего не сходилось ни с чем. Она зажмурилась и опять прижалась лбом к березовой коре.
Вокруг стало тихо. Прекратились порывы ветра с запахом болотной гнилой влаги.
Устинья открыла глаза – поток упырей иссяк. Древнее воинство выбралось из болотного плена и ушло… куда?
А когда она сообразила, в какую сторону направлялось упыриное войско, сердце комком льда упало куда-то в бездну.
* * *
Из леса лезли упыри. Куприян успел почуять, как из чащи в стороне болота повеяло густой влажной гнилью, но пока до него дошло, что это может означать, они уже были здесь. Да и что он мог бы сделать за эти мгновения, в одиночку? Не боясь купальского огня, без малого триста лет как мертвая литва лезла из зарослей на поляны, полные людей. Смолкла игра на гуслях и рожках, не звенели бубны, не хлопали ладоши, не пелись песни – шум гулянья сменился воплями ужаса и боли. Истошно кричали женщины, которых вдруг хватали, выныривая из тьмы, когтистые руки и тянули во тьму.
Из оружия почти ничего у гуляющих не было – только топоры, которыми готовили дрова для костров. Те мужики, кто сумел сохранить присутствие духа, хватали эти топоры, жерди, нарубленные поленья, кидались на упырей, норовя разбить головы и отсечь конечности. Упыри не были такими уж сильными – хороший удар опрокидывал их наземь, там они возились, извивались, как черви, но потом опять вставали. Иной раз, не имея сил подняться на ноги, гонялись за живыми на четвереньках, щелкая зубами, как злые голодные псы.
Отчасти людей спасало то, что у литвы головы были свернуты лицами назад. Упыри ничего не видели перед собой – не видели, куда шли, а замечал только то, что у них за спиной, но спиной вперед гоняться за добычей не очень-то удобно. Неловкие от ужаса люди, мечась между упырями, сами налетали на них, попадали в когти. И вот тогда наступал конец – холодные острые зубы вцеплялись в горло, грызли руки и ноги, жадно вытягивая кровь.
Куприян растерялся менее всех и сразу понял, что это за жуть. И сообразил, почему она здесь. Каменное кольцо на болоте и правда служило воротами с того света – только запертыми. Секира в земле, которую охранял шустый идол, была, видать, у тех ворот замком. Напуганные пропажей скотины, сбитые с толку, барсуковские поверили деве Евталии – и взломали те ворота своими руками.
Подхватив длинную кривую жердь – на счастье, осиновую, Куприян уверенно отбивался от нескольких упырей, что вслепую лезли к нему. Позади него жались, беспрерывно вопя, несколько баб или девок, но Устиньи среди них не было. Где же она? Только эта мысль и пугала
