Его бывшая жена. Последний шанс - Ирина Шайлина
Я не мог переключиться так сразу. Возможно, во мне не было ещё родительской любви, но страх, страх за этого ребёнка был, и сейчас я в полной степени это осознал.
Мира взяла ребёнка за руку и увела в комнату. Мать встала, взяла кухонное полотенце и стала промокать чайную лужу на столе.
– Мама, – снова начал я.
– Ничего не говори, – попросила она. – Потом. Мне просто нужно переварить эту ситуацию. Потом поговорим.
– Я хотел познакомить вас в эти выходные.
– Я рада, что ты не планировал скрывать от меня внучку годами.
От меня её саму скрывали годами, но если я сейчас начну говорить это, мои слова будут выглядеть попыткой оправдаться. А я и правда, не прав был. Мать имела право знать. Я сходил в кладовку, взял швабру и принялся растирать пролитый чай по полу.
– Если ты хочешь, мы можем поговорить о её здоровье.
– Она прекрасна, – категорично сказала мама. – Она само совершенство, Тимофей. Без преувеличения, она идеальна, ни о какой неполноценности и речи идти не может.
– Зрение…
– Это плохо, – покачала головой мама. – Но на какой черт тебе столько миллионов? Вот и пусти из на лечение дочери.
– Пущу, – согласился я.
– Вот и хорошо.
Я понял, что стадии охреневания у нас все же разные. У мамы сразу за ней пошло абсолютное признание и любовь. Я даже завидовал маме, она любила Нику просто за то, что она есть.
– Я не знаю, о чем с ней говорить, – пожаловалась мама. – Она такая маленькая, а я её боюсь. Я так боюсь, что не понравлюсь ей, что она меня не полюбит…
– Тебя невозможно не полюбить, – покачал головой я.
Мама отбросила мокрое полотенце, шагнула ко мне, и я крепко её обнял, такую маленькую и хрупкую. Мы замерли так на добрую минуту и стояли молча. Из глубины квартиры неслись приглушённые звуки, и я снова с удивлением осознал – у меня есть дочь.
– Не вини Миру, – вдруг сказала мама. – Даже если тебе горько и обидно, не вини, даже не вздумай. Я…я как женщина могу её понять. И ты поймёшь, дай только время себе.
На кухню вернулась Ника с матерью. Теперь на девочке полосатая пижама. Босые ноги с крошечными, трогательно поджатыми пальчиками, умиляют. С ними вернулась тишина. Но теперь с ней не пришло напряжение. Наступил не мир, но хотя бы временное перемирие.
Глава 38. Мира
Раньше я её ужасно боялась. Теперь тоже. Но не её, а сцены, которую она могла устроить, её эмоций. Мне своего нервяка хватало. Но Алла Игоревна на удивление быстро взяла себя в руки – обошлось без скорой. Было бы досадно, если бы я угррбила бывшую свекровь в первую же за последние пять лет встречу.
Она сама боялась. Не меня, моей дочери. Мы и не говорили толком, она все смотрела на Нику, боясь даже ее касаться. Ника на неё поглядывала настороженно, но страха не показывала. Я была рада этому, но одновременно печалилась, что мой ребёнок вообще может бояться.
– Извини, что я как снег на голову, – сказала Алла Игоревна прощаясь. – у меня не было твоего номера. Да и времени на то, чтобы подумать тоже.
– Ничего страшного, – уверила я, хотя не была в восторге от этой встречи.
– Ты мне звони… и Мира, твоя дочь чудесная. Мне жаль, что я не знала её, так долго.
Мне жаль, что вы не успели воспитать в своём сыне хоть немного терпения и мудрости, мысленно продолжила я, прощаясь. Нет, против этой женщины я ничего не имела. Но мы так привыкли с Никой быть вдвоём против всего света, что любые люди казались лишними. Ненужными.
Избегать встреч с Тимофеем не получилось – договорились ужинать всегда вместе. Но взбудораженная обретением бабушки Ника так и не смогла уснуть в тихий час, поэтому вечером клевала носом. Она спать, и я с ней сбежала, лежала рядом, переваривая то, что нахожусь в квартире Тимофея, он совсем рядом, я слышу его шаги, но просто прячусь.
Это и правда было ловушкой.
На следующий день после прогулки, а это был последний день когда мы ходили только гулять, завтра уже до обеда пойдём, мы поехали к моему дому. Туда, где я выросла.
Весна ещё не вступила толком в свои права, но февраль остался позади. На улице разом и высокие сугробы, и лужи, и холодно вроде, но с крыш течёт. Двор изменился. Площадка детская новая, красивая. В моём детстве здесь только ржавые качели были, да травмоопасная горка. Теперь яркая, новая красота. Припаркованы у дома почти одни иномарки.
– Ты тут жила? – спросила Ника. – Когда была маленькая?
– Да, – грустно улыбнулась я.
– Наверное, ты счастливая, раз вернулась.
И вздохнула. Мне снова её жаль – наверное, в мечтах так же возвращается обратно домой, туда, где выросла. А я стою и смотрю на дом. Захотелось вдруг подняться, я шагнула к подъезду, и войти было несложно —дверь подперта кирпичом. Но…я здесь такой счастливой была. Безоговорочно счастливое детство под крылом мамы и бабушки. Сотни поцелуев с Тимофеем в подъезде. Теперь все не так.
А ещё, сейчас я остро чувствую, что здесь мой дом. Но стоит подняться, оказаться перед закрытой дверью квартиры, как навалится понимание, что бабушка с пирогами там не ждёт. И мамы давно нет. Живут там чужие люди. И будет больно, слишком больно. Лучше не травить душу.
– Я счастливая, потому что у меня есть ты, – заключила я. – Пошли обедать.
Тем вечером Тимофей сам нарушит свое правило проводить вечера вместе – написал смс, что уезжает в соседнюю область и вернётся только завтра. Раньше, когда была замужем так всегда ждала его с работы. Маясь по квартире, как неприкаянная, и хорошо мне было только когда чувствовала его рядом. Слышала его дыхание, касалась случайно и ловила его прикосновения…
А сейчас все иначе.
– Свобода, – шепнула я своему отражению.
Только на вечер, да. Но не придётся ощущать кожей его взгляды. Изображать дружелюбие, чтобы Ника не считала его врагом. Поддерживать беседу. Закажем пиццу, будем смотреть мультики, а когда Ника уснёт, я открою вино и залезу в джакузи.
Я правда была счастлива этой короткой передышке. И Ника, глядя на меня тоже заражалась моим счастьем. Мы смеялись и бегали по квартире. Ели пиццу сидя на полу. Смотрели мультики. И вина я в джакузи выпила. Ночью легла спать, слишком поздно, не хотелось тратить часы свободы
