Соловейка. Как ты стала (не) моей - Полина Рош

Но натыкалась только на братца Аяра. Он всё норовил взять её за руку, смотрел, будто читал все мысли и постоянно хотел что-то спросить. Соловейка рядом с ним старалась даже не думать о князе, чтобы не покраснеть и ничего не сболтнуть. Что будет, если братец узнает?.. Даже думать страшно, какое наказание он может придумать! Запрёт её в комнате, или даже в погребе. И останется она там одна, забытая, нецелованная. Он, наверное, и дальше ходил бы за ней, но князь-батюшка неожиданно дозволил в охоте участвовать даже девицам и младшему сыну. Ему почти десять – самое время. Аяра князь приставил к нему нянькой. На конюшне для Хлына теперь каждое утро седлали кроткую кобылку, и он под присмотром старшего брата её объезжал, чтобы в лесу не сломать себе шею. А за Соловейкой и Журавелькой следил дядька Ульв и с ним вернувшийся из отцовской избы Райнар.

Соловейка видела его мельком – он сбрил волосы с боков над ушами, остальные заплёл в косу, и ходил теперь страшный со светлыми залысинами, как оскалившийся лесной волк. Никто его не трогал, только дядька Ульв гонял по двору с мечом так, что на нём рубаха дымилась. Потом он лежал и даже разговаривать не мог от усталости. Соловейка проскальзывала мимо Райнара в терем, опуская глаза, он её будто совсем не замечал. Хотелось как-то утешить его, хоть одно доброе словцо обронить, но Аяр так пристально следил за Соловейкой, что она и от него сразу же убегала.

Может, хоть в далёком тёмном лесу она сможет от братца спрятаться и на мгновение прижаться к князю Остромыслу. Почувствовать его губы щекою. Соловейка закрывала глаза и ей казалось, что она уже чувствует его дыхание на шее и где-то ниже, там, где сводило живот от одной только мысли о его руках. Хотелось думать только о князе, но мысли постоянно тревожно блуждали где-то вокруг. Соловейка думала о вдовце Райнаре и о том, как ему тяжело готовиться к празднику. Думала о сестрице, будущее которой ужасно… Её Корьян женится, а она останется тут, каждый раз представляя его руки… Так можно и умереть от тоски. Соловейка не знала, целовал ли средний княжич её сестру, касался ли её кожи пальцами… Но, если касался, как можно теперь вынести, что он будет с другой? Как она может быть такой спокойной? Журавелька так старательно объезжала свою лошадку, будто совсем ничего её не тревожило. Она больше не плакала, не хотела остаться в кровати навсегда и не говорила с сестрой. Соловейка боялась, что сестра повредилась разумом от горя и теперь ничего, кроме прогулки, её не тревожит… За сестрицу было обидно до слёз.

Но стоило ей скрыться из виду, как Соловейка забывала о её печали. Тогда страшно становилось за саму себя. Неужели она такая бесчувственная?.. Лишь от одной мысли о князе загорается огнём, ведь он её не пугает, что уедет в далёкие земли к другой... Может, и вовсе не ездить на охоту, остаться в тереме с тётками, краем уха слушать их сетования и переживать, как и положено хорошей сестре?

Но в утро, когда все княжичи, один другого красивее, разодетые в багряные, вышитые белой нитью полушубки сбежали с крыльца на гомонящий двор, Соловейка не смогла сидеть в светёлке и наблюдать из окна. Одетая в такой же багряный сарафан, она побежала по лестнице вниз, только б про неё не забыли. Раз Журавелька едет со всеми, то и она поедет! Князь еще не вышел, но она точно знала – еще одна минуточка, и он вскочат на коня и уедет со всеми ними.

Хлын, как и братья в бордовом коротком полушубке, но в отличие от Корьяна и Горда не мог спокойно сидеть на лошади. Он бегал по двору, уворачиваясь от Аяра, и поторапливал дружинников, боясь, что охота отменится. Райнар сердито отогнал его от рвущихся с цепи, заливающихся лаем собак. Хлын развернулся на одной ноге, и тут увидел сбегающую по крыльцу запыхавшуюся Соловейку.

– Опоздаем из-за тебя, сестрица, – строго сказал Хлын и насупился, как Аяр.

Соловейка, счастливая от того, что разрешила себе поехать вместе со всеми и теперь не нужно терзаться, обняла маленького братца. Он забрыкался, но потом вдруг замер, уставившись ей за спину. Она по плавному движению воздуха поняла, что на крыльцо за ней кто-то вышел, а по наступившей тишине догадалась, что это был князь. Соловейка отпустила Хлына и медленно обернулась в полупоклоне. На крыльце стоял князь Остромысл, высоченный, широкоплечий, могучий в тяжелой медвежьей шубе, наброшенной поверх красного, как у сыновей, кафтана. Он окинул взглядом двор, глубоко вдохнул, а потом опустил взгляд на тех, кто замер у крыльца – на Соловейку и Хлына.

– Правда наш батюшка могучий воин? – с восхищением сказал Хлын, не отрывая взгляда от отца.

Соловейка кивнула, не в силах ничего сказать. Губы её тут же пересохли, она их облизала, не отрывая взгляда от князя. С той встречи в сенях она его ни разу не видела, только мечтала, вспоминала… И сейчас ей показалось, что он сам собой соткался прямиком из её фантазий. Стоит ей только шаг сделать, и он снова её обнимет.

Но князь только лукаво на Соловейку посмотрел.

– Что ж ты, Соловейка, не одетая? Решила не ехать с княжичами гулять, а в палатах разумной девой сидеть?

Она вздрогнула, вдруг вспомнив, что не накинула на себе ни шубки, ни кафтана, выбегая.

– Нет! – вскрикнула она, боясь, что её и впрямь сейчас прогонят в терем. – Я поеду со всеми!

Остромысл прищурился, пряча вспыхнувшие огнём глаза, а потом вдруг скинул с себя тяжелую шубу и накинул её на Соловейку. Хлын пораженно ахнул, тут же запустив ладони в длинный, тёмный мех.

– Ну поехали, коли так! По коням! – прогремел Остромысл, но голос его утонул в восторженных криках дружинников. Только Аяр непонимающе глянул на Соловейку, но она тут же отвернулась, завернувшись в тёплый подарок.

Князь сбежал с крыльца и резво вскочил на подготовленного коня. Не задерживаясь, он повернул его к воротам и вылетел